Для Марины “Травиата” имеет особое значение. Ее дебют в партии Виолетты состоялся 2 июня 2007 года в Эрфуртской опере (Германия). С этого момента началась ее бурная международная карьера. И вот спустя шесть лет, после триумфальных выступлений в Ла Скала, Венской опере, Метрополитен-опере, Баварской опере, театрах Пармы, Цюриха, Арены Ди Вероны – дебют певицы в Чикаго…
Марина Ребека красива, обаятельна, умна. Она глубоко чувствует оперу, серьезно подходит к своему репертуару. С ней интересно разговаривать, еще интересней – слушать. В эксклюзивном интервью после премьеры Марина рассказывает о современных оперных постановках, партнерах по сцене, работе с любимым дирижером и многом другом.
“Хороший партнер – половина успеха”
– Как вам работается в Лирик-опере?
– Театр очень хорошо организован. Прекрасный оркестр, замечательный хор – все на высочайшем уровне. Часто в Европе репетиции с хором откладываются на последний момент, а здесь все не так. С самого начала репетиций мы были вместе с хором, дирижером Массимо Занетти, режиссером Арин Арбус (это ее первая оперная постановка), обсуждали детали постановки, характеры, образы… Это важно, это дает ощущение, что мы – одна команда. Театр создает все условия для хорошей работы, не превращается в фабрику по производству опер, не забывает певцов. Я прилетела в Чикаго из Сеула. В аэропорту меня встретил лимузин, в квартире ждала еда, на столе стояли цветы. Такое встречается не часто. Так что в Лирик-оперу я уже пришла в хорошем настроении. Я очень люблю МЕТ, но в Чикаго все как-то спокойнее, тише, уютнее.
– Расскажите, пожалуйста, о ваших партнерах по сцене.
– Коллеги у меня прекрасные. Мой огромный папА отсюда, из Чикаго (Марина говорит об исполнителе партии Жермона, гавайском баритоне Куинне Келси. Выпускник Центра оперного пения Райена при Лирик-опере, Келси последние десять лет живет в Чикаго. – Прим.автора.) Мы с ним вместе пели в Сеуле (там тоже была “Травиата”, и Куинн был Жермоном) и вместе, на одном самолете, прилетели в Чикаго. Он меня очень убеждает в этом образе… В партии Альфреда – замечательный Джозеф Калея. Во втором акте он хорошо играет сцену на балу, перед тем, как позвать гостей и бросить деньги. Это очень тонкий момент в опере. Я понимаю, как ему плохо, больно. С другой стороны, его действия – подтверждение того, что он любит меня. А вот когда в первом акте он поет “Un dì, felice, eterea…”, я ему не верю. Ничего не могу с собой поделать… Альфреда петь сложно. Очень сложно правдиво сыграть наивного, влюбленного и слабого человека. Не нужно бояться быть искренним, трогательным… Только в Сеуле я встретила Альфреда, который меня убедил. Это был итальянский тенор Джорджо Беруджи. Пухленький, с животиком… Вроде бы, любовника из него представить нельзя. При этом он замечательно вживался в образ, когда начинал петь “Un dì, felice, eterea”, подыскивал слова. Ему было неудобно рассказывать о своих чувствах и невозможно скрывать их! Я понимала, насколько я поверхностно к нему относилась, насколько ему больно слышать мои слова, когда я смеялась над ним. Между нами не было ни одного поцелуя, зато была нежность, забота, трепетность… Я счастлива, что поработала с ним. Для меня он был лучшим Альфредом.
“Музыка для него – самое главное”
– Мне кажется, этапной в вашей жизни была встреча с маэстро Риккардо Мути. С 2010 года он возглавляет Чикагский симфонический оркестр, я не пропускаю ни одного его концерта и уже третий год стою в очереди на интервью. Мне интересны ваши впечатления о нем. Как вы познакомились?
– По предложению Эвамарии Визер – она сейчас консультант по подбору артистов в Лирик-опере (Casting Consultant), а тогда была директором Зальцбургского фестиваля (Director of artistic administration at the Salzburg Festival) – у меня было прослушивание в Зальцбурге на фестиваль 2009 года. Визер попросила спеть фрагменты второй, французской версии оперы Россини “Моисей и Фараон”. После прослушивания Мути предложил исполнить партию Анаи в этой опере… Я обожаю Риккардо Мути. Он – мой любимый дирижер. В прошлом году, в ноябре, мы в Риме с Антонио Паппано записывали Маленькую торжественную мессу Россини. В это же время Мути работал в Римской опере над оперой “Симон Бокканегра”. Маэстро пригласил меня на музыкальную репетицию. Если бы я могла, я бы посетила все его репетиции! Это для меня самое ценное – наблюдать за работой с текстом, музыкой. Мути работает над каждым звуком, слогом, согласной, запятой. “Ты поешь точку, а здесь написаны три точки”, – поправляет он певца. Вот в таких нюансах чувствуется уровень дирижера.
Willcommen in Deutschland!
– Я в Лирик-опере всем говорю: “Умоляю – не пускайте в театр европейских режиссеров, которые ничего не понимают в опере”. Опера – эстетическое искусство. Если зритель хочет чего-то другого, он может пойти в другие места. На стриптиз, например. Зачем это нести в оперу? Каждый раз, когда я вижу чудовищные современные постановки опер, я говорю: “Willcommen in Deutschland!” Это – немецкий стиль.
– Я разговаривал с музыкальным руководителем театра сэром Эндрю Дэвисом, и он мне сказал: “В Лирик-опере никогда не будет евротрэша”. А как вы реагируете на глупые режиссерские идеи? Вам же приходилось участвовать в разных постановках. Например, петь “Лючию Ди Ламмермур”, перенесенную во времена Муссолини.
– Никак не реагирую! Вы что думаете, я думаю о временах Муссолини? Самое главное – внутренняя концепция. Если она работает, можно перенести действие в любую эпоху. Важно не потерять правду взаимоотношений, которая заложена в музыке и тексте. Осенью я пела в Цюрихе “Дон Жуана”. Дирижер отказался участвовать в этой постановке, и пригласили другого. Режиссер Себастьян Баумгартен хотел, чтобы все было не как у всех. Изначально планировалось, чтобы на сцене было два двухметровых питона. Я спросила режиссера: “А если они меня задушат?” Тогда он придумал другое. В первом акте в центре сцены стоит огромная постель. На ней должна была лежать беременная женщина. Дон Жуан ей разрезает живот, вытаскивает ребенка и убивает. Что общего во всем этом с оперой? Идея настолько антигуманна, античеловечна. Я сказала об этом, и тогда они решили резать трупы… Я просто не смотрю в ту сторону. Режиссер или дирижер могут сказать: “Я не буду в этом участвовать. Я ухожу”. Поднимется скандал, пресса напишет. А когда певец откажется – если он не Нетребко или Хворостовский – театр возьмет другого… Но я придумала, как бороться с режиссерами. Вы требуете от меня этого движения? Хорошо, я его сделаю, но какой смысл я в него вложу, это уже мое дело. Если режиссер совершенно ничего не понимает в опере, не хочет вникать в психологию героев, почему я должна вникать в его идиотские идеи? Я, как профессиональная певица, добросовестно выполняю свою работу. Я выхожу на сцену и делаю то, что считаю нужным… Если новый зритель придет в Оперу Цюриха и увидит все ЭТО, он больше в оперный театр не зайдет. Режиссеры просто убивают оперу.
– Я заметил, сегодня в вашем репертуаре много французских опер.
– Да. Я начала с Микаэлы в “Кармен”. Пою Джульетту в “Ромео и Джульетте” Гуно. Я ее только что спела в Арена Ди Верона и буду петь в Венской опере. В январе в Цюрихе меня ждет Лейла в “Искателях жемчуга” Бизе. Жду “Манон” Массне. Мне кажется, абсолютно моя партия! Конечно, будет “Таис” и Маргарита в “Фаусте”… Для французской музыки требуется способность голоса к подвижности, краскам. Я думаю, у меня это есть.
– Вы часто отказываетесь от контрактов или подписываете любой?
– Еще как отказываюсь. Отказывалась от Ковент-гардена, Венской оперы, концерта в Гамбурге… В следующем году мне предложили сделать “Армиду” Россини с Лукой Ронкони. Просто не получается – я уже два года без отдыха работаю. Летом мне надо восстановить силы, а не работать.
– Спектакль в постановке Ронкони? Как вы могли отказаться?
– Мы говорим о дебюте в сложнейшей партии россиниевского репертуара. Пезаро – это тридцать пять градусов жары, малюсенькие гримерки, работа без кондиционера и без фортепиано, репетиции шесть раз в неделю, плюс накопившаяся за два года усталость.
– Но ведь пока вы молоды, надо хватать все!
– Не надо хватать. Жизнь важнее карьеры. У меня и так все расписано до 2018 года. Я предпочитаю иметь двухмесячный перерыв. В течение этого времени займусь семьей, ребенком, выучу партии, которые меня интересуют. Я хочу поработать над Шубертом и Бахом, знаю, у кого надо позаниматься. Вопрос упирается в нехватку времени. Во время перерыва я поработаю над собой. Это важнее, чем, высунув язык, бегать по сценам, чтобы только меня не забыли. Да пусть забывают! В конце концов, это не самое главное. Я в каком-то смысле фаталистка. Живу сегодняшним днем. Сегодня я в Чикаго, пою в “Травиате”, меня окружают замечательные люди, у меня еще есть голос. (Смеется.) Пока все хорошо.
18 ноября 2013 года звукозаписывающая студия “Warner Classics” выпустила первый сольный диск Марины Ребеки “MarinaRebeca. MozartArias”. На персональном сайте певицы http://www.marinarebeka.com/ есть ссылка на сайт, где можно приобрести этот диск. Он продается также на сайтах www.apple.com и www.itunes.com. Там можно купить как целый альбом, так и отдельные арии в формате MP3. Среди моцартовских героинь Ребеки – Электра из оперы “Идоменей, царь критский”, графиня Альмавива из “Свадьбы Фигаро”, Царица ночи и Памина из “Волшебной флейты”, Донна Анна и Донна Эльвира из “Дон Жуана”, Констанца из “Похищения из Сераля”. Королевским филармоническим оркестром Ливерпуля дирижирует Сперанца Скаппуччи. Марина рассказывает:
– Скаппуччи – главный помощник Риккардо Мути. Она работает с ним уже девятый год в Риме, Зальцбурге, Чикаго… Она готовит певцов и оркестры, делает для маэстро основную черновую работу перед его приездом на репетиции. Мы с ней подружились, и я выбрала ее для своего первого диска. Он был сделан на одной волне с оркестром и дирижером. Сейчас я работаю над новым диском. Я бы хотела записать его в Чикаго.
– Может быть, в Чикаго вы найдете спонсоров?
– Посмотрим. В Вене ко мне на концерт пришел принц Шри Ланка с переводчиком и всей свитой. Рассыпался в любезностях, оставил электронный адрес, обещал помочь. Когда я выпускала диск, написала ему письмо, сказала, что ищу спонсора. И все. Принц пропал. (Смеется.) Когда речь заходит о деньгах, все как-то сразу отходят в сторону… Зато в Чикаго произошла знаменательная для меня встреча. Когда я только начала заниматься музыкой и поступила в частную музыкальную школу, я ездила в Киев к подруге моей мамы. Она послала меня к вокальному педагогу. Пусть, говорит, тебя послушает. Мне тогда очень понравилось с ней заниматься. Она дала мне немало полезных советов. Так вот, эта женщина живет в Чикаго. Она была в Лирик-опере на премьере “Травиаты”. Я была очень рада встретиться с ней.
“Моя мама – певиСЯ”
– Марина, где приятный прибалтийский акцент, к которому я был готов, отправляясь на встречу с латышской певицей?
– Мой родной язык – русский. Я окончила латышскую школу и говорю по-латышски без акцента, но в семье всегда говорили на русском языке. И с доченькой Катей тоже на русском.
– Да вы вообще полиглот.
– Да, я говорю на итальянском, французском, немецком, английском языках.
– Почему вы выбрали местом жительства маленький Штутгарт, а не европейские столицы?
– У мужа был трехлетний контракт в Штутгарте, и нам подвернулась хорошая квартира. (Муж Марины Ребеки – тенор Дмитрий Попов. Заслуженный артист Украины, он пел в Национальном театре оперы и балета в Киеве. Сейчас, в основном, работает в Европе. В настоящее время поет Герцога на сцене Страсбургской оперы. – Прим.автора.) Да, город маленький, но когда приезжаешь из сумасшедшей столицы – Нью-Йорка, Сеула, Лондона – в свою полудеревню, чувствуешь себя счастливой. Отличный климат, мало людей, прекрасные бани, замечательная минеральная вода, все спокойно… Хорошо! Но сейчас мы там не живем. Квартира осталась, но в данный момент мы решили на некоторое время перебазироваться в Ригу. Катя пошла в детский садик, она сейчас с бабушкой-дедушкой. В марте ей будет три года. На вопрос, где работает мама, отвечает: “Моя мама – певиСЯ”. Мне сложно, мне ее не хватает, но я понимаю, что я ей буду гораздо нужнее позже, в пять-шесть лет. Она – общительный ребенок и нуждается в детском обществе. Однажды, придя на детскую площадку и не найдя ни одного ребенка, Катя закричала: “Дети, где вы?” И нам стало ясно, что детский садик просто необходим.
– Что будет тогда? Вернетесь в Ригу?
– Мы решили переехать в Вену. Вена – мой город. Я обожаю Вену, обожаю театр (Венскую оперу), публика любит меня, у меня очень много контрактов в Вене… Нужно будет найти жилье, определиться с детским садом, Кате нужно будет научиться говорить на немецком языке. Когда она пойдет в школу, мне нужно будет первое время быть с ней, поэтому в будущем я, скорее, приму европейские предложения, чем контракты в МЕТ. Мой дом, моя семья – в Европе.После Чикаго Марина Ребека отправляется в Цюрих, где дебютирует в партиях Лейлы в опере Ж.Бизе “Искатели жемчуга” и Фьордилиджи в опере В.А.Моцарта “Так поступают все”. Впереди – партии Анны Эриссо в опере Дж.Россини “Магомет Второй” в Римской опере, Антонии в “Сказках Гофмана” Ж.Оффенбаха в Венской опере, Матильды в “Вильгельме Телле” Дж.Россини в новой постановке в Баварской опере (этим спектаклем открывается Мюнхенский оперный фестиваль). В планах певицы – выступления в Метрополитен-опере: Виолетта в “Травиате” с Пласидо Доминго в партии Жермона (постановка Вилли Декера), Донна Эльвира в “Дон Жуане”, Матильда в “Вильгельме Телле”. Планы Марины Ребеки сверстаны до 2018 года, но в Лирик-оперу она обязательно вернется. Вашему корреспонденту певица обещала рассказать еще много интересного. Пожелаем ей удачи и будем ждать новой встречи!
Сергей Элькин,
