…Первого сентября надцатого года, как всегда бывает в этот день, двери Щукинского училища распахнулись, и первокурсники актерского факультета впервые вошли в Храм искусства. На первое занятие в класс пришла старейший педагог училища Вера Константиновна Львова – легендарная актриса, ученица Вахтангова, игравшая у него в первом варианте “Принцессы Турандот”. Свою лекцию она начала словами: “Дорогие мои! Запомните этот день. Это самый счастливый день в вашей жизни”. Среди тех счастливцев, кто на всю жизнь запомнили мудрые слова Актрисы, был режиссер Андрей Леонидович Тупиков. Сегодня он говорит, что согласен с Верой Константиновной, и добавляет: “Главное достижение моей жизни в том, что я до сих пор в профессии”.
Андрей Тупиков любит умных актеров, прислушивается к новым идеям и предложениям: “Я считаю, что каждый из актеров должен понимать, что он делает на сцене и зачем он там находится. Если он этого не понимает, мне становится неинтересно”.
Андрей Тупиков – режиссер умный, непредсказуемый, неожиданный. Он не любит штампов, не терпит халтуры, не признает догм, не боится экспериментировать.
В эти дни в чикагском русском театре “Атриум” Андрей Тупиков проводит последние репетиции спектакля “Лехаим! Будем жить!..” по пьесе Г.Горина “Поминальная молитва”. Тупиков размышляет, сомневается, спорит, у него нет готовых рецептов, готовых ответов даже на самые очевидные вопросы. Может быть, поэтому с ним так интересно беседовать. О будущем спектакле и о театре вообще.
О российском театре вообще
– 7 декабря прошлого года на вручении премии “Звезда Театрала” Юрий Любимов объявил о своем намерении уйти в отставку с поста художественного руководителя Таганки. Такое решение он принял в знак протеста против политики, проводимой чиновниками в отношении театров. Юрий Петрович сказал: “Я возглавляю театр сорок семь лет. Но сегодня я подал в отставку… Управлять нами чурки-табуретки не могут. Я не буду писать, сколько мне нужно гвоздей и краски. Это полный и законченный идиотизм… Я должен подписывать бумажки, по триста в день, доказывать им, сколько и чего мне нужно. …Это безобразие надо менять, иначе театр кончится”. Андрей, Юрий Петрович погорячился, или все действительно настолько плохо?
– Вообще, плохо, конечно. И с бумажками, и со всем остальным… Но не всем и не везде. Театры, которые имеют надежных и хороших спонсоров, существуют вполне сносно. Неплохо обстоят дела в Художественном театре, в Малом театре, в театрах Вахтангова, Моссовета, Маяковского, Сатиры. Театр “Мастерская Фоменко” имеет очень хорошего спонсора – банк ВТБ. Председатель правления банка Андрей Костин является большим поклонником театра.
– В таком случае театр в надежных руках!
– Да, и это очень здорово, потому что, слава Богу, есть люди, которые могут оказать финансовую поддержку и понимают, кого надо поддерживать! А поддержки государства нет. В театрах, у которых нет спонсоров, дела обстоят неважно. Так что, я думаю, в отчаянном крике Юрия Петровича есть большая доля истины.
– Но при этом остаются большие режиссеры, актеры и русский театр остается великим театром.
– Хочется на это надеяться. Очень много талантливых артистов, неизвестных широкой публике, работают в провинциальных театрах. В труппе Петрозаводского театра есть артисты высшего пилотажа. Дима Максимов, например. Он играет главную роль в моем спектакле “Сны” по Достоевскому. Я считаю, что по дарованию и профессионализму он ничем не уступает столичным звездам. Когда ездишь по России, видишь, что практически в любом театре есть два-три артиста по-настоящему серьезного уровня. Не оскудела земля российская талантами! (Смеется.)
– Какие спектакли последнего времени произвели на вас наибольшее впечатление?
– “Дядя Ваня” Римаса Туминаса в театре Вахтангова и “Триптих” Петра Фоменко в театре “Мастерская Фоменко”.
– Когда Римас Туминас был назначен главным режиссером Вахтанговского театра, часть труппы приняла его “в штыки”. Можно ли сказать, что сейчас произошло примирение?
– Я не могу сказать, что происходит сегодня внутри Вахтанговского театра, поскольку сейчас я тесно с ним не связан. Наши совместные работы на время – надеюсь, что на время – прекратились.
– Хотя в репертуаре театра идут два спектакля по вашим инсценировкам: “Квартал Тортилья-Флэт” и “Мадемуазель Нитуш”.
– Я надеюсь, что мне еще удастся посотрудничать с этим театром. Все-таки родная школа!.. А если говорить о “штыках”, то в театре оппозиция неизбежна. Люди, которые не заняты в репертуаре, всегда в оппозиции.
– Пофантазируем. Если бы в вашей воле было поработать с любым современным актером, кого бы вы выбрали?
– Много замечательных артистов. Сережа Маковецкий, Володя Симонов (я с ними учился в Щукинском училище), Евгений Миронов… Мечтаний позвать кого-то в спектакль нет. Об актерах думаешь уже в зависимости от конкретного материала.
– Риторический вопрос. Способен ли сегодня театр повлиять на умы и сердца?
– Нет, мне кажется, он как не влиял особо никогда на умы и сердца, так и не влияет.
– Ну почему? На каком-то этапе и Таганка, и “Современник” все-таки были властителями дум.
– Другое время было. Во времена абсолютного тоталитаризма мы шли в театр…
– За глотком свободы?
– За фигой в кармане, скажем так. Но сегодня поэт в России не больше, чем поэт. Дело не в том, что перестали читать или перестали ходить в театр, а просто потому, что изменились времена.
– Режиссер должен понимать, что происходит в стране?
– Мне кажется, да. Как же без этого? Театр несет в себе социум, время. Театр – это искусство здесь и сейчас. Режиссер перерабатывает в себе время. Другое дело, что каждый из нас представляет это время по-своему и передает его по-своему.
– В моей стране, в Беларуси, сегодня преследуются люди, несогласные с политикой Лукашенко. В вашей стране, в России, только что закончился очередной процесс над Ходорковским и Лебедевым, арестованы Немцов и Лимонов. Что могут в этих условиях сделать деятели культуры?
– Ставить хорошие спектакли. Любая абстракция несет в себе отражение действительности. Даже Васильев, который отгородился от мира и занимается чистым театром, является носителем социума. Никуда от этого не деться. Когда режиссер ставит спектакль, он транслирует свой опыт. Значит, спектакль не будет оторван от жизни. Другое дело – каким образом он ее будет преломлять и отражать.
– Какое же отражение жизни в глупой, непритязательной комедии?
– Всегда есть аллюзии. Когда режиссер рассказывает артистам, как им строить роль, он всегда апеллирует к конкретным примерам, а эти примеры обязательно должны быть связаны с жизнью. Что бы ни играл актер – царя Эдипа или фарсового персонажа в незамысловатой комедии, – отталкивается он все равно от того, что знает, и от той почвы, на которой находится.
О театре Андрея Тупикова
– Журналисты программы “Намедни” любят вспоминать слова Леонида Парфенова: “Думайте о форме. Содержание подтянется”. Что для вас первично – форма или содержание?
– Содержание. Начинаю я со смысла. Я хочу сказать некую фразу, которая несет в себе определенный смысл. После этого я начинаю искать форму, в которой этот смысл был бы оптимально донесен. Иногда сама форма непосредственно является смыслом.
– Генриетта Яновская как-то сказала, что режиссер – это не тот человек, который ставит спектакли, а тот, кто создает на сцене целую вселенную. А что такое, по-вашему, быть режиссером?
– Я, вообще, не люблю таких высокопарных слов. Я считаю, что режиссер – это лидер, который приносит с собой концепцию, и подразумевается, что артисты соглашаются воплотить ее. А насчет миров и вселенных судить не режиссеру. Это дело критиков и зрителей.
– Расскажите, пожалуйста, о ваших последних спектаклях.
– В прошлом году у меня вышли две премьеры. В Петрозаводске я поставил “Сны” – сценическую фантазию по ранним произведениям Достоевского “Бобок”, “Записки из подполья” и “Сон смешного человека” с вкраплениями из “Двойника”, “Господина Прохарчина” и “Скверного анекдота”. Если говорить о жанре спектакля, то “Сны” – это фантасмагория. Сюжетная линия спектакля состоит из череды снов главного героя, а в финале происходит его пробуждение во всех смыслах этого слова. Премьера спектакля прошла в ноябре 2010 года. В Ивановском театре я поставил комедию “Будьте здоровы!” Пьера Шено.
– Я видел этот спектакль в театре Вахтангова…
– …в постановке моего учителя Владимира Георгиевича Шлезингера. Спектакль долго и с большим успехом шел на сцене театра. Несмотря на то, что пьесе тридцать пять лет (она написана в 1975 году), она по-прежнему актуальна. Совершенно очевидно, что сегодня деньги все больше и больше выходят на первый план, вытесняя все остальное. Премьера спектакля в Иваново состоялась в октябре.
– Для вас интереснее работать с уже готовым материалом, чем писать что-то свое?
– Если прозаическое произведение задевает меня настолько, что его хочется перевести на язык театра, то я сажусь за инсценировку. Работа инсценировщика – как работа переводчика. Лучше, когда это делает сам постановщик.
– Вы по-прежнему выступаете в роли свободного художника, “по прихоти своей скитаясь здесь и там…”?
– Моя трудовая книжка лежит в Петрозаводском театре. Номинально я там числюсь главным режиссером, и у меня есть определенные обязательства перед этим театром. А ставлю я по всей стране и даже в Чикаго.
– Какую музыку вы любите?
– Классику, джаз, блюз, авторскую песню…
– А оперу? Поставили бы оперу, если бы вам предложили?
– Это интересно. У меня было однажды такое предложение, но, к сожалению, оно не реализовалось. Всегда интересно делать что-то новое.
– К каждому спектаклю вы придумываете свое музыкальное решение. В случае со спектаклем “Король умирает” Э.Ионеско это был Моцарт, в гоголевской “Женитьбе” – Стравинский. Просто так Стравинского с Моцартом не выбирают.
– Конечно. В каждом спектакле, как мне кажется, должен быть какой-то контрапункт. Иногда он музыкальный. В случае со спектаклями “Король умирает” и “Женитьба” выбор музыки был обусловлен как раз этим контрапунктом. Спектакли эти разные и по жанрам, и по содержанию. Музыка как контрапункт – то, что их объединяет. Спектакль без музыки – это все равно что пейзаж без перспективы.
– А у вас были такие “пейзажи”?
– Были. Уже достаточно давно (лет шесть, наверно) в Петрозаводском театре идет мой спектакль “Ангел с нечетным номером” по пьесе драматурга из Санкт-Петербурга Ирины Жуковой. Там музыки нет, только шумы. Это оправданно тем, что в мире, из которого ушла любовь, перестает звучать музыка. Остаются шумы… Я всегда очень внимательно отношусь к музыкальному оформлению. Музыка играет в спектаклях важную роль.
О будущем спектакле Андрея Тупикова
– Какая музыка будет звучать в спектакле “Лехаим!..”?
– В прошлый раз у нас была тарантиновская форма использования музыки. В начале спектакля выходили актеры и из сегодняшнего Чикаго попадали в деревню Анатовка. Сегодня я хочу, чтобы мы начинали по-другому, так, как написано у Горина. Выходят артисты и начинают играть спектакль. Это немного другой способ существования актеров на сцене, и в связи с этим музыкальный материал будет более однородным.
– С “Поминальной молитвы” начался ваш роман с Чикаго, с театром “Атриум”. Чья это была идея – поставить “Поминальную молитву”?
– Театра. Я до этого не обращался к творчеству Горина.
– Прошло восемь лет. “Иных уж нет, а те далече…” Что мы увидим 22 и 23 января? Повторение пройденного или новый спектакль?
– Это будет новая редакция спектакля. Когда основные исполнители те же самые, пытаться оригинальничать точно так же неправильно, как делать кальку. И одна, и другая крайность недопустимы, а все, что между ними, – возможно.
– Новая редакция с новым названием…
– “Лехаим! Будем жить..” – мне нравится это название. В нем есть свет.
– А как же выражение “в одну реку нельзя войти дважды”?
– Вот я и занимаюсь тем, что не пускаю актеров войти в эту реку дважды. Внутри каждого актера сидит штамп, который хочет повторить найденное однажды, и актер идет по накатанной, как автопилот. Это самое плохое, что может быть. Мне хотелось бы, чтобы актеры уходили от штампов.
– Как вы боретесь с актерской растренированностью?
– Только ежедневными репетициями. Артист все время должен быть в тренинге.
– Отличительной особенностью вашего спектакля был образ Голды. Вы выдвинули Голду на первый план. Этого не было ни у Шолом-Алейхема, ни у Горина, ни в постановках Бориса Эрина в Минске, Сергея Данченко в Киеве и даже Марка Захарова в Ленкоме. Ни в одном спектакле роль Голды не имела такого значения, как у вас. У вас Голда, наряду с Тевье, – центральный персонаж. Это сохранится в новой редакции?
– Я надеюсь, что да. Ведь сама пьеса про семью Тевье, а Голда – мать семейства. Кроме того, я думаю, что это во многом заслуга исполнителя – Марины Кармановой. Мне кажется очень важной сцена смерти Голды, когда она, умирая, продолжается в своей внучке. Она отдает свои последние силы дочери, чтобы на свет появился новый человек.
– Вы строите рисунок спектакля непосредственно на репетициях? Готового варианта у вас нет?
– Когда готовишься к спектаклю, ни в коем случае нельзя его разрисовывать, а потом приезжать и загонять артистов в свой рисунок.
– Разве нельзя заранее выстроить по кирпичику весь спектакль?
– Можно, конечно, только зачем? Потом эти кирпичики нужно обрубать, потому что они должны быть другой формы. Это некое прокрустово ложе, в которое я кладу артиста и начинаю ему обрубать ножки и ручки, чтобы у меня был кирпичик для моего здания. В результате получается более или менее успешный набор иллюстраций. Такие спектакли я видел. Мне-то кажется, что мы приходим в театр, чтобы увидеть, что происходит с людьми, а не посмотреть на картинки… Театр – дело коллективное. Получается гораздо интересней и объемней, когда артисты выступают сотворцами спектакля. В противном случае лучше работать в кукольном театре. Зачем тогда живые люди?!
О счастье, бессмертии души и встрече с Богом
(вопросы из опросника Марселя Пруста и не только)
– Что такое счастье?
– Это некое состояние, которое невозможно выразить вербально. Поэтому люди придумали слово “счастье”.
– Ваше любимое слово?
– Разберемся!
– Самое нелюбимое слово?
– Нельзя.
– Ваше главное достижение?
– В том, что я до сих пор в профессии.
– Ваша главная слабость?
– В этом же.
– Если бы вы могли встретиться с любым человеком, который когда-либо жил, кто бы это был?
– Пушкин.
– Если бы дьявол предложил вам бессмертие без каких-либо условий, вы бы согласились?
– Бессмертие и так существует, без всяких условий. Душа человеческая бессмертна – я в этом убежден.
– Есть ли кто-нибудь, кем бы вы хотели быть?
– Нет. Я хотел бы быть самим собой.
– Когда вы встретитесь с Богом, что вы ему скажете?
– Я сначала его выслушаю.
– Что вы обычно говорите себе перед премьерой?
– Ни пуха ни пера!
– Я желаю вам удачи. Встретимся на премьере! Ни пуха ни пера!
13 января 2011 года театру “Атриум” исполняется десять лет. Многое было в жизни театра за эти годы – премьеры, гастроли, встречи с интересными режиссерами, успехи и неудачи… И сегодня, как и десять лет назад, мы, верные зрители театра, по-прежнему ждем от него новых спектаклей, новых актерских свершений, новых режиссерских работ. С Днем рождения, “Атриум”! Жизни, веры и сил тебе, любимый театр!
Nota bene! Премьера спектакля “Лехаим! Будем жить…” по пьесе Григория Горина “Поминальная молитва” состоится 22 и 23 января в 7 часов вечера в “Christian Heritage Academy” по адресу: 315 Waukegan Road, Northfield, IL 60093. Телефон для справок и резервирования билетов: 847-729-6001. Подробная информация на сайте театра www.atriumtheatre.org.
Сергей Элькин,
Фотографии к статье:
Фото 1. Андрей Тупиков
Фото 2. Голда – М.Карманова, Тевье – В.Каганович. Сцена из спектакля “Поминальная молитва”. Театр “Атриум” (Чикаго, 2002 год)
