21
апреля в Эванстоне в помещении Nichols Concert Hall состоится единственный концерт пианиста и педагога Сергея Бабаяна.
Сергей Бабаян учился в Московской консерватории в классе прославленных педагогов Веры Горностаевой и Льва Наумова. С 1989 года живет и работает в США. Он является приглашенным педагогом Кливлендской школы музыки. Среди многочисленных наград музыканта – Первые премии на Международных фортепианных конкурсах имени Роберта Казадезюса (бывший Кливлендский международный фортепианный конкурс, 1989 год), в Палм-Бич (1990 год), Хамамацу (1991 год). Пианист активно гастролирует. В его репертуаре – огромное количество произведений классических и современных композиторов. В рамках предстоящей Недели музыки Баха Сергей Бабаян исполнит Гольдберг-вариации Иоганна Себастьяна Баха. Этот композитор занимает особое место в творчестве Бабаяна. Музыкант рассказывает:
– Дирижер Джон Элиот Гардинер сказал как-то очень точно: “В музыке Баха настолько потрясающий баланс физического и метафизического, что она приводит вас в состояние гармонии”. Мне кажется, это очень правильное понимание музыки Баха. Вера в музыке Баха настолько сильная, что она выводит нас в состояние духовного, благостного равновесия, которое, собственно, и делает нас счастливыми. Музыкой Баха я могу заниматься по восемь часов в день. У каждого музыканта – свой любимый композитор. Для меня самый важный – Бах. Если бы на необитаемый остров разрешалось взять музыку только одного композитора, я бы выбрал Баха.
– Кем вы себя считаете в первую очередь – педагогом или пианистом-исполнителем?
– Преподавание – это результат моего исполнительства. Если у меня отобрать учеников, я прекрасно обойдусь без преподавания. Но если у меня отобрать возможность музицировать, я сомневаюсь, что продолжу преподавать. Я буду заниматься композицией или дирижированием, или чем-то другим. Мне всегда удавалось найти что-то в человеке, но само по себе преподавание, как отдельная профессия, меня не привлекает. В этом “лекарстве” очень важна доза. Если доза маленькая, результат может быть вдохновляющим, но если преподавание превращается в машину, это перестает быть интересным. Преподавание интересно вместе с музицированием. Бах преподавал, Шопен очень серьезно относился к преподаванию… К сожалению, у нас было принято, что преподавание – второй сорт, что им занимаются не самые успешные исполнители. Это, конечно, страшная глупость, потому что одно продолжает другое. Те же артистические находки, та же глубина, просто выраженная по-другому. В одном случае – через твои руки и твою душу, в другом – через руки и душу ученика.
– У вас были замечательные педагоги Лев Наумов и Вера Горностаева. Это правда, что Лев Николаевич наиболее раскованно чувствовал себя на месте педагога, а не исполнителя, а на сцену выходить стеснялся?
– Да, он даже пытался удрать с каких-то концертов. Известна история, когда после репетиции перед концертом он вышел на автобусную остановку и хотел уехать домой. За ним побежали и вернули в зал…
– Какие уроки ваших педагогов вы считаете самыми важными для себя?
– Никто не мог так показать музыкальное произведение, как Наумов. Таких волшебных звуков из рояля не “вытаскивал” никто в Большом зале Московской консерватории, куда мы ходили слушать всех великих пианистов. Никто из них не доставлял мне такого удовольствия, как Лев Николаевич, когда он показывал одной рукой какой-нибудь маленький мотив или тему. Он был волшебник, и инструмент звучал у него, как человеческий голос. Этого я ни у кого больше не слышал.
– Вы используете его уроки в своей работе со студентами?
– Да я просто пропитан ими. Я вырос на уроках Наумова. Я много лет занимался с ним, долгие годы не мог выйти на сцену без того, чтобы сыграть ему. В последние годы я к нему очень часто приезжал, чтобы пройти с ним будущий репертуар. Я понимал, что в России буду бывать все меньше и меньше. В мой последний приезд за месяц я взял у него тридцать уроков.
– Вот уже много лет вы сами преподаете в Кливлендской школе музыки. В одном интервью вы сказали, что специально не хотите занимать должность профессора – предпочитаете быть приглашенным педагогом (“artistinresidence”). Почему?
– Все эти годы я мог заниматься, потому что мой класс был маленький. Если вы мне дадите пятнадцать-шестнадцать человек, я сомневаюсь, что у меня будет большой успех. Как-то ко мне в класс записались двадцать один человек. Я тяжело заболел, две недели была высокая температура. Я понял, что не могу тратить весь день на преподавание. Поэтому позиция “artist in residence” была настолько привлекательной, что я из Кливленда уже никуда не уехал. Были годы, когда у меня было только три студента, потом четыре. Сейчас в моем классе шесть человек. У меня маленькая студия. Это дает возможность выучить огромный концертный симфонический репертуар, гастролировать. Я переиграл концерты Моцарта, все концерты Бетховена, Рахманинова, Прокофьева, оба концерта Брамса, Шопена. Представляете, если бы у меня было двадцать учеников?! Да я бы этого за всю жизнь не сыграл!
– Самое яркое имя среди ваших студентов – Даниил Трифонов.
– Даниил – очень редкий талант.
– Что изменилось в его игре за годы, проведенные с вами?
– Вы знаете, мне бы не хотелось говорить на эту тему. Этот вопрос вы можете задать ему. Он пришел ко мне от чудесных педагогов. Серьезность отношения к деталям, скорость запоминания, хорошая школа – в нем сошлось все. Счастливое сочетание! Со мной у него сложился хороший контакт. Он меня понимает с полуслова. Через две недели занятий я почувствовал, что он у меня взял больше, чем те, которые занимаются у меня годами. А что он взял у меня, вы спросите у него.
– Хорошо. Тем более, что он стал частым гостем Чикаго. А он продолжает у вас заниматься?
– Да, он подал документы на программу, по которой будет у меня заниматься еще два года.
– В вашей биографии сказано, что в 1996 году вы основали Международную фортепианную академию. Она до сих пор существует?
– Когда я получил позицию “artist in residence”, я получил приглашение летом устраивать мастер-классы. Они длятся одиннадцать-двенадцать дней, и маленькая группа студентов получает пять-шесть уроков. Уровень студентов с годами очень повысился. Многие обижаются, что я не могу всех взять. Я слушаю CD, смотрю DVD и выбираю самых талантливых, самых достойных.
– Что огорчает вас в сегодняшнем фортепианном искусстве?
– Стали усредненными интерпретации, индивидуальностей становится меньше, больше стало цирка, много показухи… Это привлекает публику. На дешевку поддаются некоторые слушатели. Это меня огорчает. Но все равно остаются люди с высоким вкусом, которые сразу могут это распознать. А есть глубокие серьезные артисты. Но, собственно, так было всегда и будет всегда. Борьба плохого вкуса с хорошим существовала всегда, и все равно хороший вкус будет побеждать.
– Есть ли сегодня имена, способные потрясти вас?
– Есть замечательные имена. Мне очень нравится молодой пианист Давид Кадуш, ученик Башкирова. Недавно на фестивале в Вербье я слушал в его исполнении пьесу Листа. Это было совершенно потрясающе! Он – настоящий музыкант! На конкурсе Шопена я услышал очень интересного пианиста Евгения Божанова. Я не верю в то, что все хорошее было когда-то давно. Так не бывает. Таланты рождаются в разных странах и сегодня. Они всегда будут.
– Как вы относитесь к творчеству Ланг Ланга?
– Он – очень талантливый человек. Он способен делать краски, способен играть с большой любовью, азартом. Мне не близки его интерпретации и акценты, но главное – любовь к музыке – у него есть. Есть надежда, что с годами уйдет внешнее и придет зрелость, останется нечто более глубокое. Все зависит от таланта, любви, природных данных.
– С кем из музыкантов вам комфортней всего музицировать?
– Я глубоко уважаю Валерия Гергиева. Он вызывает у меня восхищение и преклонение. Так, как он умеет без слов, руками показать, настроить и вдохновить всех вокруг на самые лучшие свершения, не может никто. Столько, сколько он успевает сделать за один день, не успевает никто. Это человек, при котором ты делаешь все на высшем уровне. Римский-Корсаков говорил, что дирижирование – темное дело. Это правда. Есть вещи, которые невозможно объяснить. Это магия, талант, шаманство Гергиева… Из пианистов я назову Марту Аргерих. Мы недавно играли с ней Сюиты Рахманинова и Сонаты Моцарта для двух роялей. Она – богиня! Богиня дружбы, богиня любви, богиня музыки. Таких людей, как она, очень мало на свете. С такими людьми хочется тесно сотрудничать, после концерта – обсуждать, а потом еще репетировать всю ночь. Она – одна из них.
– А если говорить про оркестры?
– Если оркестром руководит дирижер, с которым чувствуется особенный контакт, оркестр становится хорошим. И наоборот. Самый большой оркестр с крупным именем становится холодным и никаким, если дирижер никого не зажигает. Все определяется дирижером. Любовь к оркестру начинается, когда там есть настоящий дирижер.
– Уезжая в 1989 году из Советского Союза, могли ли вы предположить, что будете гастролировать, выступать по всему миру, станете преподавать?
– Ничего подобного представить себе не мог. Была одна мечта – поехать, выступить на конкурсе, выиграть какую-нибудь Шестую премию и суметь оплатить дорогу обратно.
– Ваш отъезд не был связан с политическими мотивами?
– Совершенно никаких политических причин. Так сложилась судьба. Никто этого не может предугадать. Сказать, что я верил в себя? Нет. Я был совершенно скромный и неуверенный в себе молодой человек, который не знал, чем все это закончится.
– Как видите, получилось все хорошо.
– Надеюсь, что еще не закончилось. Все еще впереди.
Nota bene!Концерт Сергея Бабаяна состоится 21 апреля, 3.00 pm в помещении Nichols Concert Hall по адресу: 1490 Chicago Avenue, Evanston, IL 60201. Билеты на сайте https://www.musicinst.org/ или по телефону 847-905-1500 x108. $30 для взрослых, $20 для пенсионеров, $10 для студентов.
Сергей Элькин,
http://sergeyelkin.livejournal.com/
www.sergeyelkin.com
Фотографии к статье:
Фото 1. Сергей Бабаян
Фото 2. Марта Аргерих и Сергей Бабаян
