Зачем Путину нужна Надежда Савченко?

1 thought on “Зачем Путину нужна Надежда Савченко?”

1. Журналист российского издания Новая газета пообщался с задержанными в Украине российскими спецназовцами Александром Александровым и Евгением Ерофеевым.

   Публикуем полный текст интервью с российскими спецназовцами.

   Александр Александров
   — Скажи мне, почему так? Я же только приказ, я не террорист… Был приказ! Я же присягу давал Родине! Я же поехал… Скажи, тебе сколько вот лет? — спрашивает меня Александров.

   — Двадцать восемь.

   — Ну, ровесники, значит. Не знаю, служил ты, не служил. Но ты с России тоже, земляки же мы как бы. Скажи, как такое могло вообще?.. Почему они отказываются от нас?

   — Я не знаю, Саша.

   — Задание же было! А сюжет этот, ты говорил, на телевидении, там что вообще? Жена там есть или только фотография ее?

   — По-моему, она там про вас рассказывает.

   — Ну, может это просто только фотография ее?! — Александров закрывает лицо полотенцем. — Почему она такое рассказывает?!

   — Саша, может быть, это не совсем она.

   — А кто?!

   — Я уверен, что она вас по-прежнему любит, но наверное, говорила это не по своей воле.

   — Ну почему?! Я же присягал!… Мы с ней вместе, в одной части…

   — Могли бы вы представиться, рассказать немного о себе. Вас зовут Александров Александр?

   — Да, Александр Анатольевич. Родился 7 января 1987 года в Южно-Сахалинске. В настоящее время прописан в Кировской области. Там проживают мои родители. Я гражданин Российской Федерации. Действительный военнослужащий (вооруженных сил РФ — П.К.). Во всяком случае был.

   — Были?

   — Ну, насколько мне известно, сам я не увольнялся, рапортов никаких не писал.

   — То есть вы [считаете себя] как действительный служащий российской армии?

   — Да.

   — Как вы сами полагаете, каков на данный момент ваш статус здесь? Вы военнопленный или в каком-то другом статусе?

   — Хотелось бы, чтобы являлся военнопленным. Этот статус мне, скажем так, нравится больше чем статус наемника или бандита.

   — Вы, наверное, уже знаете, что украинская сторона обвиняет вас в терроризме, вас уже оповестили об этом?

   — Да…

   — Что скажете на тот счет?

   — Не знаю, что сказать на этот вопрос.

   — Вы можете не отвечать.

   — Можно лучше не буду?

   — Вы говорили, что был приказ [направить вас сюда]. Чей это был приказ?

   — Был приказ, и как военный я его исполнял. Командировка такая.

   — Расскажите, пожалуйста, как вы попали в населенный пункт Счастье?

   — 16 мая с командиром группы пошли на разведку местности. Пошли по позициям вооруженных сил Украины. Посмотрели. Позиции были пустые, никого не было. Ни людей, ни голосов не было. Подошли поближе, опять тишина. А когда подошли еще ближе, товарищи остались сзади меня, я услышал выстрелы… Метров 15 я бежал. ранили меня, как мог, отползал. Был задержан солдатами ВСУ.

   — Вы уже встречались с представителями российского посольства?

   — Нет.

   — Хотите что-то передать им?

   — Может быть, ну чтобы навестили меня.

   — Какое-то сообщение?

   — А смысл? Думаю, они знают, что здесь граждане Российской Федерации находятся.

   — Слышали ли вы сообщения Минобороны России о том, что с декабря 2014 года не являетесь больше военнослужащими РФ?

   — Первый раз слышу от вас.

   — Вчера некоторые СМИ российские опубликовали разговор с вашей женой, она заявляет, что вы уволились из рядов армии РФ в декабре и уехали в Самару, и она не знала, где вы находитесь.

   — Я такого не знал. Честно говоря, вы меня шокировали немножко сейчас…

   — Вы разговаривали с ней вообще?

   — Связаться не получилось. Звонки не проходят…

   — Как с вами обращаются?

   — Нормально обращаются.

   — Вас обвиняют в терроризме.

   — Террористических актов никаких я не выполнял, я выполнял свою задачу по службе чисто разведывательной. Никаких диверсий не исполнял.

   — Как бы вы прокомментировали заявления властей нашей страны и ее руководителей, что на территории Донбасса нет российской армии?

   — Как видите, она есть. Просто невыгодно признаваться в этом.

   — Саша, СБУшники говорят, что, не желая быть задержанным, вы пытались подорвать себя гранатой.

   — Нет, у меня даже мыслей таких не было (подорвать себя пытался капитан Ерофеев — П.К.).

   — Вы не опасаетесь, находясь здесь, за свою жизнь?

   — Как ни странно, нет. Все говорят: страшно, не страшно, а если будут пытать? Но я спокоен.

   — Скажите, оказывалось на вас давление сотрудниками СБУ в ходе бесед?

   — Нет. Нормально обращаются, адекватно. Как с военнопленным.

   — Хотели бы вы что-то сообщить общественности?

   — Хотелось бы домой вернуться. И чтобы больше никого не посылали сюда [на войну].

   — Скажите, служба на подконтрольных «ДНР» и «ЛНР» территориях оплачивается каким-то особым образом?

   — Не знаю. Как бы то же самое, что и на территории России. Только обещали. Но дальше обещаний — ничего.

   — А что обещали?

   — Двойную зарплату. Но как бы ее нет, не было.

   — СБУ распространила сегодня информацию, что у вас был кредит на автомобиль.

   — Этот вопрос не касается моей службы.

   — Они говорят, что будто бы поэтому вы поехали воевать. Вы можете не отвечать, я хотел лишь уточнить, является ли эта информация правдивой или нет.

   — Это не является [правдой].

   — Что вы знаете о Минских соглашениях?

   — Ну, в основном оно было про отвод тяжелого вооружения, установление перемирия. Что еще…

   — Что вы думаете про перемирие? Соблюдалось ли оно там, где вы находились?

   — В большей части, конечно, соблюдалось.

   — Могли бы вы сказать, как Россия помогает Донбассу?

   — Ну, гуманитарная помощь, гумконвои отправляются, сами, наверное, в новостях видели не раз.

   — Как бы вы назвали свои командировки на территорию двух этих областей?

   — Даже не знаю. Служебные командировки. Нам сказали, я приехал. Выполнял приказ.

   — Хотели бы что-то передать родственникам?

   — Жене. Что я очень сильно люблю ее. И надеюсь, что все-таки вернусь. Извините […]

   Евгений Ерофеев
   — Расскажите, пожалуйста, немного о себе. Вы Евгений Ерофеев?

   — Да, и вы уже не первый, кто интересуется моей судьбой. Уже я тут немного известен в медиапространстве. Так уж получилось. Уже и говорил, и передавал, что домой лишь хочется. Мне здесь предъявляет статью «терроризм». Но пока лечат в госпитале.

   — Я уже спрашивал Александра о его статусе здесь. Как бы вы определили свой статус в данный момент?

   — Ну, вот новости доходят из интернета, что от нас якобы отказываются, что мы уволены аж с нового года.

   — Уволены кем?

   — Уволились сами из армии. И сюда приехали сами.

   — Но вы не увольнялись?

   — Я еще не увольнялся. Просто такая ситуация, информационный вакуум, к нам никто не приходит из нашего как бы посольства, никто с нами не встречается, не разговаривает. Ни разу не видел никакого представителя нашей страны, хотя являюсь гражданином России. Не знаю, что сейчас вообще происходит и во что все выльется. Но надеюсь, что все будет хорошо. Вернусь к родителям, к жене.

   — Могли бы вы рассказать, как вы оказались у населенного пункта Счастье?

   — Ну, я там выполнял боевую задачу по наблюдению за сторонами, которые вели конфликт. Так получилось, что, возможно, сбился с маршрута немножко. В ходе перестрелки [с солдатами ВСУ] получил ранение на поле боя. Войска ВСУ оказали нам помощь.

   — Вы говорите, что вы наблюдали?

   — Ну да, не было приказа вообще, не выполнял я специальную миссию какую-то по уничтожению, по захвату, там. Никого не убивал, не было даже приказа стрелять. Был только приказ стрелять в ответ — в целях самозащиты.

   — СБУ говорит, что была перестрелка между вами и солдатами ВСУ.

   — Да, была, причем внезапно.

   — Скажите, украинские военные были оповещены, что вы являетесь наблюдателями и наблюдаете за сторонами конфликта?

   — Нет, мы делали это скрытно. Ну как объяснить? Не в рамках миссии наблюдательной.

   — Могли бы вы рассказать подробно про эту вашу миссию?

   — Ну, вели разведку там, вели наблюдение. Ну как, отмечали, кто открывает огонь, какая сторона — все.

   — Самим приходилось стрелять?

   — Только в тот момент, когда было боестолкновение, когда убегал уже.

   — Вас в «ЛНР» называют сотрудником «народной милиции».

   — Возможно.

   — То есть вы являетесь одновременно наблюдателем российской армии и сотрудником «народной милиции»?

   — Да нет. Пребывал я в статусе военнослужащего [России], выполнял приказ, никого не убивал. Так уж получилось, что стали так события развиваться.

   — Вы, наверное, знаете про Минские договоренности?

   — Да.

   — Как ваша деятельность коррелируется с этими соглашениями?

   — Не знаю, как сказать точно. Я не вел никаких боевых действий (…). Докладывал [только] о нарушениях Минских договоренностей с обеих сторон. Ну, это было не в рамках корпуса наблюдателей какого-либо… Просто печалит такая ситуация, что нас забыли, бросили, хотят нас слить, списать.

   — Как бы вы прокомментировали такую ситуацию?

   — Ситуация некорректная.

   — Что насчет заявления Минобороны России, что вы не числитесь в рядах армии с нового года?

   — Честно говоря, мне только на словах передали, что было такое заявление… На самом деле пленных с обеих сторон много. И возможность обменять пленных на пленных есть всегда. У «ЛНР» есть пленные, у Украины есть пленные. Я бы очень хотел быть обменянным.

   — Вы определяете себя как пленного в этой ситуации?

   — Ну…

   — Военнопленного «ЛНР» или России?

   — Ну, состояния войны нет, конечно. Но как бы если я и являлся и, скорее всего, являюсь военнослужащим [Российской Федерации], не знаю как это назвать уже — и попал в плен, то, наверное, есть какая-то возможность моего обмена.

   — Украинская сторона заявила о возможности обмена на летчицу Савченко. Знаете об этом?

   — Не слышал такого. Вообще обмен хотели сразу сделать, еще после задержания. Но как я понял, видимо, они не успевали оказать мне помощь. И повезли в больницу.

   — Скажите, пожалуйста, правда ли вы являетесь контрактником ГРУ РФ?

   — Ну, это на самом деле ярлык, шаблон — офицер-разведчик ГРУ.

   — Как можно корректно назвать тогда вашу службу?

   — Ну, офицер разведывательной части, не более. Таких частей как бы в стране много. В том числе и на Украине.

   — Чтобы вы хотели передать своим родственникам?

   — Терпения, конечно. Вы можете представить, как они реагируют, узнав, что их сын оказался в такой ситуации. Главное чтобы не было никакого влияния на их здоровье. И надеюсь, им окажут какую-то помощь.

   — Вы имеете в виду по вашей ведомственной линии?

   — Да хоть по ведомственной, какой угодно. Они в помощи нуждаются.

   — По вашему мнению, есть ли российские войска на территории Донбасса?

   — В том-то и дело, что нет. Поймали нас двоих, наблюдателей, и хотят выдать за армию вторжения России на Украину. А войска — это много техники, много пехоты, артиллерии, какая-то авиация, что еще. Таких частей нет на территории «ЛНР» и «ДНР». Там своих хватает. Просто с нами хотят игру политическую какую-то сделать. В лице нас показать агрессию и всю армию России.

   — Но ваше присутствие, что это?

   — Вы представляете, что такое армия? Это не одна тысяча человек. Это сотни единиц техники, штабы. Это все должно работать как единый механизм. А этого всего нет. Нас поймали двух человек и хотят выдать за всю армию.

   — Наверное, вы слышали про бурятских танкистов. Что скажете на этот счет?

   — Про бурятских танкистов? (улыбается — П.К.) Ну, я слышал, что Россия перекидывает последние свои резервы с Сахалина.

   — Они тоже наблюдали, получается? Из танков?

   — Не слышал, не представляю. На Украине много национальностей как бы, все возможно. Но бурятов не видел.

   — Вас, командира разведгруппы, задержали — как это можно назвать?

   — Это провал. Провал моей разведывательной миссии. Правильно?

   — Я не знаю, я вас спрашиваю.

   — Это провал.

   — Когда вы вернетесь в Россию, какую реакцию ожидаете от своего руководства?

   — Не знаю. Не хочу пока даже предполагать. Хотелось бы сначала долечиться. Потом уйду на пенсию по состоянию здоровья. Это один из лучших вариантов сегодня.

   — Что вы бы могли сказать об этой войне?

   — Ну, я имел возможность наблюдать конфликт с обеих сторон (Кто-то заходит в палату, Ерофеев просит его подождать — П.К.). Тут обе стороны сделали много нехорошего. Что добровольческие формирования, что ополченцы — все творили беспредел.

   — Это война между кем и кем?

   — Это гражданская война.

   — Россия участвует в ней?

   — Ее втягивают, в эту войну… Но я вижу, что сейчас технику жженую убирают, идут ремонты [в «ЛНР» и «ДНР»], открываются магазины, появляется работа у людей, где-то, если дырки были от обстрелов в асфальте, их латают, дома восстанавливают, вроде школы работают. Да, есть проблемы с питанием, но завоз идет.

   — Россия помогает?

   — Гуманитарно.

   — Помогает ли техникой?

   — Бабушкам и дедушкам не нужна военная техника там.

   — А армиям «ЛНР»и «ДНР»?

   — Надеюсь, что скоро все закончится. Очень много людей, кто устал от этого всего. Думаю, пора заканчивать воевать. Лучше плохой мир, чем хорошая война. Все.

   — Кто-то вас уже посещал здесь, в госпитале?

   — Такая ситуация, что все приходили. ООН приходила, Красный крест пришел, ОБСЕ. Все спрашивали, как я, жив ли, здоров? Получаю ли лечение. Все приходили, кроме посольства [России]. Понимаю, что от меня отказались как от военнослужащего, хер с ним. Но я пока гражданин страны своей. И хотел бы увидеть здесь какого-то представителя.

   — Посольства России?

   — Посольства России, да кого угодно. Консульства, посольства! Все были, кроме них. Хрен с ним, что отказались как от военного, но я же пока еще гражданин. Пока еще… (После долгой паузы — П.К.) Павел! Вы можете к ним зайти и попросить навестить меня?