Интервью с руководителем Московского театра имени Е.Вахтангова
На открывающемся в начале июня в Нью-Йорке III Международном фестивале искусств “Вишневый сад” состоится американская премьера спектакля “Улыбнись нам, Господи” Государственного Академического театра имени Е.Вахтангова (Москва). Автор инсценировки и режиссер-постановщик – художественный руководитель театра имени Е.Вахтангова Римас Туминас.
Краткая биографическая справка. Римас Туминас. Режиссер. Родился в Литве. Учился в Вильнюсской консерватории. Окончил режиссерский факультет ГИТИСа (курс И.Туманова). С 1979 по 1990 годы – режиссер, с 1994 по 1999 годы – главный режиссер Национального драматического театра Литвы. Основатель (1990 год) и художественный руководитель Малого драматического театра Вильнюса. С 2007 года – художественный руководитель Московского государственного академического театра имени Е.Вахтангова. Режиссер-постановщик спектаклей: ”Играем Шиллера“ (Московский театр “Современник”), “Троил и Крессида”, “Дядя Ваня”, “Анна Каренина”, “Маскарад”, “Посвящение Еве”, “Ветер шумит в тополях”, “Пристань”, “Евгений Онегин” (все – Московский театр имени Е.Вахтангова). Трехкратный лауреат Первой театральной премии России “Хрустальная Турандот” в номинации “Лучший спектакль” за спектакли “Дядя Ваня” (2011 год), “Пристань” (2012 год), “Евгений Онегин” (2013 год). Лауреат премий “Звезда Театрала” в номинации “Лучший режиссер” (2013 год) и “Золотая маска” лучшему театральному режиссеру (2014 год). Основатель (2012 год) и руководитель международного фестиваля “VASARA” (“Лето”) в Друскининкае.
“Наш спектакль – о долгой дороге жизни”
Наш разговор с Римасом Туминасом начался со спектакля “Улыбнись нам, Господи”. Я спросил у режиссера, чем привлекла его проза Григория Кановича.
– Произведения Кановича – тонкая, щепетильная проза, пронизанная любовью к родителям. Дети, как говорит один из героев Кановича, “дальше далекого”, они уходят и уходят все дальше и дальше. Родители уже не способны их догнать, остановить. Родительская боль, потери, расставания – эти темы волнуют автора. В путешествии к детям раскрывается судьба евреев, их мироощущение на той части земли, которая называется “Ерушалаим да Лита”. Конец XIX – начало XX веков. В Вильно (современный Вильнюс) жило много евреев. Город называли северным Ерушалаимом… Я – литовец, католик, не еврей. Но мне очень нравится глубокое, уважительное, бережное отношение евреев к земле Литвы. Мне приятно, когда в центре Москвы звучат названия литовских городов и разворачивается история, которая происходит в Литве. В Нью-Йорке и Бостоне мне тоже будет приятно услышать названия родных мест, поделиться с американскими зрителями краем, о котором мало кто знает.
– Как проходила работа над спектаклем?
– В основе инсценировки, над которой мы работали в Вильнюсе и продолжили работать в Москве, – два романа Григория Кановича: “Козленок на два гроша” и “Улыбнись нам, Господи”… В детстве в деревне меня окружало много евреев. У нас сложились давние отношения, и я начал репетиции с мыслями о том, что это пьеса о евреях. Работа не заладилась. Все встало на свои места только тогда, когда я понял смысл названия. Евреи просят Господа улыбнуться, и я прошу Господа о том же. Все мы – евреи, русские, литовцы – просим Господа об одном и том же. Наш спектакль – о долгой дороге жизни. Дорога к детям: чем мы больше приближаемся к ним, тем дальше они от нас. Мы туда едем, едем, и хорошо, что не доедем никогда. Короткая дорога, как говорит один из героев, ведет только в корчму и на кладбище. А в долгой дороге есть все: события, воспоминания, приключения, огорчения… Дорога важна для всех: для автора, его героев, для нас… И сразу все как-то сдвинулось, и работа стала более радостной и прозрачной…
– Двадцать лет назад вы уже обращались к творчеству Кановича в Малом вильнюсском театре. Что заставило вас вернуться к нему?
– Вернуться спровоцировала несчастная судьба вильнюсского спектакля, когда один за другим ушли из жизни два актера – исполнители главных ролей. Я не смог ввести кого-либо на эти роли, и вильнюсский спектакль остался недоигранным. Я все время думал, что его надо доиграть.
– В какой мере вахтанговский спектакль отличен от вильнюсского?
– Может быть, форма спектакля спровоцировала остроту, но, мне кажется, московский спектакль острее. Появилось эмоциональное движение внутри спектакля. Актеры играют стремительнее. Русская актерская школа, которая зиждется на конфликте, действии, проявляется ярче и резче в московском спектакле, чем в вильнюсском.
– За двадцать лет изменился мир, изменилось время. Оно тоже стало эмоциональнее…
– Да, разъединенный мир отражается на спектакле. Раздробленности стало больше, потому спектакль и звучит эмоциональней. Сегодня я по-новому воспринимаю эту историю. Все другое – время, актеры, страна, театр, я сам… В спектакле отражается наше время без специальных актуализаций или поисков современности. Я в этом смысле очень консервативный человек. Современность – это мышление. Если мы мыслим сегодняшними категориями, значит, это и есть современно. Романы Кановича – вечные, как народные песни. Их поют в разные моменты жизни.
– Работая с еврейской темой, всегда легко сбиться на какие-то внешние проявления: акцент, походка, жесты… Насколько были важны для вас эти детали?
– Мы специально не делали еврейского акцента, но в проходах, движении, хореографии, которую я предложил актерам, есть специфическая походка деревенского, местечкового Вечного жида. Больше – ничего. В еврейских персонажах я хотел показать собирательные образы. Еврей, русский, литовец – одним словом, Человек!
– Римас Владимирович, в театр Вахтангова почти никогда не приглашают актеров из других театров, а вот для спектакля “Улыбнись нам, Господи” было сделано исключение. На роль самоубийцы Розенталя вы пригласили Виктора Сухорукова. Почему? У вас в труппе не нашлось актера такого уровня?
– Бывает и такое. У нас очень хорошие актеры, но на все роли всей мировой драматургии не соберешь труппы. Как-то мы еще с Михаилом Ульяновым, Царство ему небесное, говорили на эту тему: “Такая труппа, а роль N некому сыграть”… Я знал Сухорукова давно, мы учились почти параллельно, рядом. Наша давняя мечта встретиться на сцене осуществилась!
– Как вы считаете, он попал в роль?
– Да, он очень органичен в этой роли и в партнерстве с другими актерами. Все стали единым ансамблем. Вот это самое важное. Театр, может быть, перестал быть домом и семьей, но единым ансамблем должен быть обязательно. В каждом спектаке необходимо актерское единение.
– Раскрылись ли в этом спектакле по-новому актеры, с которыми вы не раз работали? Увидели ли вы в них новые краски?
– Да, Князев раскрылся как трогательный лирик. Всегда острый, он стал поэтом: мягким, лиричным. Симонов окаменел, стал Моисеем – тяжелым, мудрым философом. Вспыльчивый, с быстрой реакцией Маковецкий раскрылся как мыслитель, как человек, который разыгрывает тему в глубоких паузах… Мне очень приятно, что каждый актер расцвел по-новому. Так и должно быть. Тем и прекрасны наши знаменитые актеры, что в каждом новом спектакле они раскрывают новые грани своего таланта.
“…Жить в шестом акте…”
– Римас Владимирович, давайте ненадолго вернемся в прошлое. В 2007 году вы были уже очень известным и успешным режиссером. У вас был театр в Вильнюсе, вы поставили “Играем Шиллера” в “Современнике” и могли бы работать с разными труппами в качестве приглашенного режиссера. Что заставило вас согласиться на предложение стать руководителем Вахтанговского театра?
– В Вильнюсе я построил театр, которого очень ждал. Это случилось в 1990 году. Вот уже двадцать пять лет мы вместе. Но со временем я почувствовал, что построил себе тюрьму. Я не мог быть свободным, я вынужден был их обслуживать. Ответственность за каждого человека в театре так давила на меня, что я подумал: “Нет, надо меняться, надо их оставить, чтобы они забыли меня, чтобы они могли работать с другими режиссерами – не только со мной”. И вот как раз предложение стать руководителем Вахтанговского… Я не сразу согласился. При жизни Ульянова отказался. Только после его смерти как-то рискнул… Я сидел возле дома, в баре. Читал. И был звонок. И я сказал: “А давай попробую”. После трех бокалов пива. (Смеется.) Ну вот и пробую уже восьмой год. Засиделся… Здесь тоже получается тюрьма. Еще двери открыты, но на окнах уже решетки… Моя беда в том, что я подчиняю себя театру. Актеры идут за мной и думают, что без меня не могут. Могут, могут… Если со мной что-то случится, они должны уметь быть гибкими. Вообще, может быть, не надо так долго задерживаться в одном театре.
– Получается, что любой театр со временем превращается в тюрьму.
– Для меня – режиссера, руководителя театра – да. Для актеров – нет. Они приобретают свободу творчества, а я в ответе за всех, и это сказывается. Тяжело становится нести бремя ответственности. Хочется сбросить груз. Наверно, это свойственно каждому человеку – что-то переломать в жизни.
– То, что вы говорите, касается только вашего личного отношения к театру, или это как-то связано с общей ситуацией в обществе?
– Я вам скажу откровенно. Когда я пришел в Вахтанговский театр, у меня были воля, сила, я чувствовал, что Россия открыта Европе, а Европа – России, верил, что мы все находимся на общей территории театра, искусства. Я ощущал себя нужным, был горд, что участвую в этом процессе. А сейчас у меня такое ощущение, что теряется смысл и цель. Нужны новые мотивации, чтобы быть, остаться, верить… Убежать, конечно, можно, но это было бы, наверно, нечестно перед самим собой. Надо объединяться, разговаривать, доказывать, спорить, что мы не звери, что мы люди и надо каждого человека уважать и любить. В любых условиях надо продолжать творить и верить в лучшее. Я говорил уже как-то: Шекспиру понадобились пять актов с потерями героев, любимых, но в конце восторжествовала справедливость, была достигнута гармония. И все. Шестой акт он не написал. Как жить дальше? Как жить в гармонии и справедливости? Шестой акт нам самим надо дописывать и жить в шестом акте, а не оставаться на третьем, где интриги, зависть, зло… Надо стремиться гармонизировать жизнь вокруг себя и призывать к этому людей, с которыми работаешь. Не весь мир, а хотя бы один пятачок. Для меня такой пятачок – театр, в котором я работаю.
– В советские времена театроведы, театральные критики, историки театра – Павел Марков, Константин Рудницкий, Инна Соловьева, Борис Зингерман, Наталья Крымова, Майя Туровская – определяли эстетические критерии театра. Как вам кажется, сегодня режиссеры, актеры прислушиваются к критике, или театр существует сам по себе, а театральная критика – сама по себе?
– Сейчас, к сожалению, режиссеры существуют сами по себе. У критиков не хватает одного органа – творческого. Все стали эгоистами, все стали значительными, думая только о себе. Они не читают, не смотрят, не вглядываются, зато быстро определяют: “Это плохой…”, “Это хороший…”. Все на продажу. Быстро на продажу. Нет осмысления и творческого подхода. Таким образом мы остаемся одни.
“Чемодан у меня всегда под рукой”
– Вначале в Вахтанговском театре вы многим казались чужаком. Прошло какое-то время, пока вас приняли. Сейчас актеры вас обожают и готовы идти за вами. Как вам удалось найти с ними общий язык? Ведь не секрет, что вахтанговские актеры – люди сложные…
– Я ничего не делал специально. Я с самого начала говорил (и так оно и было): “Чемодан у меня всегда под рукой”. В любой момент готов… (Смеется.) Попав в Москву, я не дрожал, не цеплялся за кресло, не использовал любую возможность остаться. Этого во мне не было и нет. Я не искал специального языка для актеров. Я приносил тему и работал, занимался анализом жизни, судьбами, явлениями. Актеры потянулись ко мне, и мы сошлись… В чем-то мы не сходимся и сейчас, бывают споры, но одно мы поняли: не рассказав судьбу, историю, Театра не будет.
– Было забавно наблюдать, как сначала многие говорили, что вы “чужды вахтанговским традициям”, а потом открыли, что вы “в русле вахтанговских традиций”…
– (Смеется.) Как-то все знаки и звезды сошлись… Еще начиная работать, я признавал и до сих пор признаю принцип Вахтангова, его подход к жизни и театру. Я это не только знал, но хорошо понимал, ощущал. Театр – это праздник. Через потери, боль, конфликты, но все-таки праздник. Праздник игры, праздник жизни. Это – основа, на которой я сошелся с вахтанговцами, и сейчас мы все вместе.
– Я от всей души желаю, чтобы ваше сотрудничество с театром продолжалось. Вы нужны друг другу! Я слышал, что ваша дочь пошла по вашим стопам…
– Да. Она – прекрасная, характерная актриса. По профессии – режиссер.
– Вы не отговаривали ее от актерской профессии?
– Конечно, отговаривал. Первую дочь отговорил. Удалось. А вторая обманула меня, бросила университет и пошла в Вильнюсскую консерваторию на кафедру режиссуры и актерского мастерства. Не удержал. Не усмотрел. (Смеется.) Сейчас я очень рад. Она уже состоялась как режиссер. Она мне очень помогает, неофициально взялась за руководство художественной стороной Малого вильнюсского театра. Я сам там редкий гость.
– Возможен ли вариант, при котором отец с дочкой встретятся на сцене?
– Да, это возможно. Было бы интересно. У меня есть такие намерения в перспективе, но пока рано говорить о конкретных произведениях. Осенью надо открыть новый зал. Там я планирую дать возможность поработать молодым режиссерам, моим ученикам. На февраль 2016 года намечена премьера оперы “Катерина Измайлова” Шостаковича в Большом театре в моей постановке.
– То есть, будучи худруком Вахтанговского, вы впервые уходите на сторону?
– (Смеется.) Ну все под старость уходили на сторону. Станиславский, Немирович-Данченко – все уходили от вечных драм в мир музыки. Это, наверно, обогатит меня. Это не значит, что я ухожу. Я ОТхожу немножко, чтобы с музыкой подружиться. А ближайшие планы – гастроли в Америке. В прошлом году по состоянию здоровья я не смог приехать с “Евгением Онегиным”. Для меня предстоящие гастроли будут вторыми. Когда-то в Торонто на театральном фестивале Малый вильнюсский театр показывал спектакль “Здесь не будет смерти”, а потом с этим спектаклем мы были на гастролях в Чикаго. Давно это было, в 1989 году…
– Римас Владимирович, я представляю русскую газету Чикаго. В Чикаго живет большое количество литовцев (впрочем, как и представителей других национальностей из бывшего СССР и Восточной Европы). Подавляющее большинство из них интересуется театром. Если вы приедете на гастроли в Чикаго, аншлаги вам обеспечены!
– Это мечта моя и Малого вильнюсского театра! У нас есть спектакли, достойные показа в Чикаго. Я хочу через вас обратиться в литовскую диаспору с просьбой посодействовать с организацией подобного рода гастролей.
– Я очень надеюсь, что такие гастроли состоятся.
– А сейчас Вахтанговский театр в ожидании гастролей в Нью-Йорке и Бостоне. Очень ждем встречи с американским зрителем. Надеюсь, мы вас не разочаруем.
– А после американских гастролей вы, как всегда, уезжаете в свой литовский хуторок?
– Только так. В начале мая готовлю огород, еду все сажать и сеять. После гастролей приеду – увижу результат. Озерные края, дикая природа. Без хуторка не могу… Но перед этим надо показать спектакль в Америке. Приходите!
– От всей души желаю вам успеха! До встречи в Нью-Йорке!
Nota bene! Гастроли Государственного Академического театра имени Е.Вахтангова (Москва) со спектаклем “Улыбнись нам, Господи” пройдут с 5 по 7 июня 2015 года в Нью-Йорке, в помещении New York City Center (131 W 55th St, New York, NY, 10019, 212-581-1212, www.nycitycenter.org) и 12-13 июня в Бостоне в помещении Emerson/Cutler Majestic Theatre (219 Tremont Street, Boston, MA, 617-824-8400, www.artsemerson.org). Билеты на все спектакли можно приобрести в театральных кассах этих залов, а также на сайте Международного фестиваля искусств “Вишневый сад” http://www.cherryorchardfestival.org/. Подробности о спектакле можно найти на сайте театра имени Е.Вахтангова http://www.vakhtangov.ru/.
.
Сергей Элькин
