В рамках фестиваля “Shakespeare 400 Chicago” c 5 по 14 февраля в Чикаго пройдут гастроли Белорусского Свободного театра. Всемирно известная труппа покажет спектакль “Король Лир” в постановке Владимира Щербаня. В эксклюзивном интервью режиссер рассказывает о спектакле, актерах, первых десяти годах Свободного театра, о прошлом, настоящем и будущем…
Известный своими радикальными художественными высказываниями Свободный театр и классический Шекспир, динамичные постановки в жанре документального театра, основанные на личном опыте актеров, и пятиактный “Король Лир” – как совместить эти, казалось бы, несовместимые планеты?! Однако за десять лет своего существования Свободный театр неоднократно доказывал, что для него нет ничего невозможного.
Все началось с идеи театра “Глобус” накануне XXX Лондонских Олимпийских игр провести свою Международную театральную Олимпиаду. По условиям организаторов тридцать семь пьес Шекспира прозвучали на тридцати семи языках силами тридцати семи национальных театров. (Одна постановка была сделана на языке глухонемых.) Беларусь в Лондоне представлял Свободный театр. Коллективу досталась главная жемчужина – “Король Лир”. Владимир Щербань рассказывает:
– Вначале я был категорически против. Не против “Короля Лира” – против самой идеи постановки Шекспира нашим театром. За год до этого мы обсуждали с вами в Чикаго выбор репертуара и я говорил, что больше не хочу никакой классики. На тот момент казалось, что Шекспир противоречит нашим художественным задачам. Это не наша тема. Не хотелось всей этой театральщины… До Свободного театра я работал в Минске в Национальном Купаловском театре и считался мастером постановки классических пьес. Мой первый спектакль на большой сцене – я его сделал, кажется, в двадцать два года, когда работал в Могилеве, – был “Бешеные деньги” по пьесе Островского.
– Я помню, вы приехали в Чикаго с Пинтером и вспоминали про ваши спектакли по Островскому. Слабо верилось…
– “Бешеные деньги” шли в Могилеве десять лет. Тогда мне было интересно работать с классическим материалом. Будучи молодым человеком, меня интересовала не столько архаика, сколько сам театр, разные драматургические конструкции. Потом я этим пресытился и перешел в документальный театр. К 2005 году все совпало: и личные запросы, и возникновение Свободного театра… И вот спустя семь лет меня опять зовут ставить классику. А Лир – не Лир – это было не важно. Для нас не было никакого поэтически-романтического выбора. Мол, мы хотим “Короля Лира”. Нет. Лир нам случайно достался. Но мы же знаем, что случайностей не бывает…
– Более того, Свободный театр никогда и ничего не ставил по заказу. Смешно, но получается, что “Король Лир” – единственный спектакль театра, сделанный по заказу.
– По художественному заказу. В предложении театра “Глобус” было нечто заманчивое. Сама идея – сыграть Шекспира, представить страну на международном уровне – в этом был азарт и вызов белорусской власти! И, конечно, Олимпиада. Всегда очень хотелось принять в ней участие. Пусть не в настоящей, так хотя бы в театральной. А в составе участников были хорошие режиссеры: Некрошюс с “Гамлетом”, например. Было интересно посостязаться…
Международная театральная Олимпиада открылась 23 апреля 2012 года, в день рождения Уильяма Шекспира. Каждый из тридцати семи спектаклей показывался два раза. Среди участников – театр из Вильнюса “Meno Fortas” со спектаклем Эймунтаса Някрошюса “Гамлет”, Московский театр имени Е.Вахтангова со спектаклем “Мера за меру” в постановке Юрия Бутусова, Грузинский драматический театр имени К.Марджанишвили со спектаклем “Как вам это понравится” в постановке Левана Цуладзе, Театр имени Кохановского (Польша) с “Макбетом”, Шекспировская компания из Бремена со спектаклем “Тимон Афинский”, израильский театр “Габима” с “Венецианским купцом”, Национальный театр Армении с “Королем Джоном”, театр из Кийото (Япония) с “Кориоланом”. Единственной театральной компанией из США, приглашенной к участию в Олимпиаде, стал Чикагский шекспировский театр с “Отелло”.
Мировая премьера белорусского “Короля Лира” состоялась 17 мая 2012 года.
– Вы чувствовали творческое соревнование?
– Сказать по правде, ничего я не чувствовал. Более того, мне даже не удалось посмотреть ни одного спектакля. Были очень сжатые сроки, шла интенсивная работа, параллельно я делал два спектакля. После пилотной версии и приза за инновацию в Эдинбурге я “доводил до ума” “Минск 2011…” перед туром по Британии. (Спектакль “Минск 2011. Письмо для Кэти Акер” произвел настоящую сенсацию на одном из самых престижных международных театральных фестивалей в Эдинбурге. По итогам фестиваля постановка Щербаня получила премию “Fringe 2011” и высочайшие оценки критиков главных британских газет. В 2013 году с этим спектаклем театр гастролировал в Чикаго – Прим. автора.) К премьере “Короля Лира” жутко устали все. Как любое большое событие, удовольствие получают все, кроме тех, кто его делает. Честно говоря, я не ожидал такого приема, не ожидал, что многие назовут нашего “…Лира” чуть ли не самой яркой постановкой фестиваля. Русская аудитория реагирует на какие-то актерские вещи, а британцы – на некий концепт. И британцы смотрели, открыв рот, читая субтитры, своего Лира… Я не подозревал, что в Англии ТАКОЙ культ Шекспира. Абсолютно естественный, ниоткуда не насаждаемый культ. “Король Лир” – вершина карьеры любого британского режиссера и актера. Если ты поставил “Короля Лира” – ты состоялся, если сыграл главную роль – остался в истории… Удивительно! У меня нет такого пиетета к Шекспиру.
– Как вам работалось с текстом?
– Поначалу нам предлагали играть спектакль на русском языке, но мы на это не пошли, потому что тогда терялся смысл самой идеи. Мы хотели, чтобы пьеса Шекспира прозвучала на белорусском языке. Кстати, замечательный поэт Арсений Тарковский говорил, что белорусский язык гораздо ближе к языку Шекспира, чем русский, и белорусские переводы более точны, нежели русские… Вначале было страшно. Казалось, что мне предлагают вернуться назад. Опять читать пять актов, сходить с ума, как все это сокращать… Благо, на помощь пришел Николай Халезин. Мы работали с переводом Юрия Гаврука, сделанным в тридцатые годы. Коля взял на себя всю работу по драматургической адаптации текста. Он многое сократил, потом мы сократили кое-что в процессе работы, потом я еще сократил… Наш спектакль – наверно, самый короткий “Король Лир” в истории. Он идет примерно два часа с одним антрактом.
– А теперь расскажите, пожалуйста, как вы “присвоили” себе Шекспира?
– Нам досталась “главная жемчужина” и самая трудная пьеса Шекспира. Для меня это был, скорее, ночной кошмар, начиная от объема текста и заканчивая количеством персонажей. Театр-то у нас маленький тогда был. Он и сейчас небольшой, а тогда было пять-шесть актеров. Мне как режиссеру надо было все перевести на сценический язык, оживить и, главное, заинтересовать самого себя… Мы репетировали в Лондоне. Рядом с театром Янг Вик, где мы являемся резидентами, есть театр Олд Вик, который на тот момент возглавлял Кевин Спейси. Для репетиций он нам любезно предоставил… тоннель под железнодорожным полотном. Звучит красиво, но выглядит ужасно. Сырость, шум… Поезд проезжает – мы молчим… Мы прочитали пьесу, а потом я попросил отложить текст в сторону. Между нами и текстом – громадная пропасть. Нарисовали схему, кто кому приходится, и я сказал: “Давайте просто читать ремарки и играть по ним”… Мы были такими варварами, если угодно. Я предложил работать так, как мы привыкли, поискать решения через личный опыт. Первые две недели мы так и делали. Я помню, когда зашли организаторы, они не поняли, что мы репетируем. Потом, когда мы нащупали понятный для себя конфликт, я попросил актеров потихоньку вставлять шекспировские фразы… Постепенно, как мне кажется, естественным образом, через свой опыт, мы “присвоили” себе Шекспира. После премьеры ко мне подходили многие люди, в том числе – драматурги, и говорили: “Вот теперь мы понимаем, про что Шекспир написал”. Вокруг так много версий и интерпретаций, что творческий человек невольно попадает в плен. Я ничего не смотрел и не читал. Боялся, чтобы мне никто не забил голову никаким концептом. Единственное – я с детства помню отрывки из фильма Козинцева. Я не люблю его шекспировские экранизации. Мне всегда они казались немного неестественными. Я с интересом прочитал, что Параджанов после просмотра “Гамлета” обвинял Козинцева в трусости. Он говорил, что Козинцев в своей работе не занял никакой позиции. Параджанов предложил: “Дайте мне ваши картины “Король Лир” и “Гамлет”, и я сделаю совсем третий фильм из вашего же материала и покажу вам, что такое Шекспир”. Здесь я согласен с Параджановым… В Шекспире мне было интересно найти что-то свое. Лучше или хуже, но свое…
– Так “про что Шекспир написал”?
– “Король Лир” – жестокая пьеса, в которой нет ни хороших, ни плохих. Те, кто вчера воевали за добро, сами незаметно для себя, из лучших побуждений, как это и бывает в жизни, превращаются в деспотов и тиранов. Адская эстафета насилия. Основной конфликт в пьесе – конфликт поколений. Живя в Беларуси, ты явственно это ощущаешь. Вся Беларусь – это конфликт поколений. Конфликт между бабушками и дедушками – замечательными людьми, прошедшими через многие испытания, но оставшимися в жуткой советской иллюзии, – и новым поколением молодых людей, принадлежащих к другой, европейской культуре. Столкновение поколений: то, на чем Лукашенко сделал свою предвыборную кампанию и на чем пытается играть сейчас.
– Пьеса начинается знаменитой сценой в Тронном зале. Король отрекается от престола в пользу дочерей. Он сумасшедший или специально ссорит дочерей?
– Трудно сказать. Одно другому не противоречит. Для меня Лир – крайне деспотичный человек, уверенный в себе и собственной власти. Именно за это он в результате и пострадал. Вот и все. Нет, никого он не ссорит. Никаких сложных психологических ходов я не вижу. Это пьеса об открытом столкновении. Лиру тяжело быть слабым. В нашей трактовке все очень жестко. Лир отдает свою дочь замуж за нелюбимого старика. Отвратительные, жестокие вещи, если перевести на бытовую ситуацию. Конечно, есть физиологическое разрушение организма, но мы не играем старость. Коллектив у нас молодой, и играть стариков было бы странно. Король Лир Олега Сидорчика полон сил. Он оказался хрупким, потому что его переиграли. Там есть какая-то определенная наивность Лира и его компании. Король теряет в прямом и переносном смысле власть над людьми и над собой. Тут главным мне кажется трагедия власти, потеря ее. Король Лир, как жертва – это не наш спектакль. Какая же он жертва?
– В Шекспировском театре в прошлом сезоне шел “Король Лир” в постановке художественного руководителя Барбары Гейнс. В ее трактовке у Лира развивается деменция с первой сцены. Гейнс мне говорила, что ни один тиран в здравом уме не разделит свое королевство, поэтому Лир в начале пьесы уже не в своем уме. Мне кажется, эта трактовка больше подходит для истории болезни, нежели для театра. А вы как думаете?
– Во время ноябрьского фестиваля “Staging a Revolution” после каждого спектакля у нас проходили дискуссии. В обсуждениях принимали участие ученые, врачи… Это было любопытно – услышать точку зрения профессионалов. После “Психоза” говорили о суициде, после “Короля Лира” – о деменции. Но ведь “Психоз” – это не только о проблеме депрессии. Пьеса гораздо глубже. Мне кажется, что все сводить к диагнозу немного наивно. Искусство не ставит диагноз болезни. Искусство глубже, объемней диагноза. Мы же не в палате, мы же не медицинский альманах. Мотивировать действия Короля Лира диагнозом можно, но тогда зачем пять актов? Все можно сказать в трех сценах… Мейерхольд собирался ставить Отелло и спрашивал окружающих, про что эта пьеса? Ему отвечали: про ревность. Конечно, там есть ревность, но тогда зачем первые два акта, где ревности нет? Давайте сыграем последний акт и разойдемся. Мейерхольд замечательно говорил, что “Отелло” – история про то, как опасна интрига. Надо найти такую идею, которая бы включила в себя все элементы интриги. Поэтому в первых двух актах “Отелло” подробно прослеживается, как она – интрига – закручивается и как она медленно начинает пожирать всех, включая главного интригана. То же самое с “Королем Лиром”. Вариант с деменцией возможен, но недостаточен. А почему остальные герои так странно себя ведут? Что, у всех деменция?.. Для некоторых просто признать факт возраста и необходимости помощи страшнее смерти. Все замечательно на бытовом уровне и совсем не так красиво на эмоциональном.
– Как изменился спектакль со времени премьеры?
– Изначально спектакль делался для сцены лондонского театра “Глобус”. Эта сцена специфическая: с колоннами, дверными проемами, прикрытыми шторами, из которых появляются актеры… Во время фестиваля мы сыграли два премьерных спектакля и через какое-то время вернулись в этот театр и играли уже в течение недели. Через пару лет мы сыграли “Короля Лира” на шекспировском театральном фестивале в Сербии. Снова – под открытым небом, с шикарным видом на Дунай. Актеров сжирали комары, и это добавляло “кровавого месива”… А потом, наконец, появился театр Янг Вик с первой для “Короля Лира” сценой под крышей. Тогда мы увидели, что у нас нет светового решения. На открытом воздухе мы не использовали свет. Пришлось кое-что поменять… Это как теннис под открытым небом и в закрытом помещении. Некое другое качество… Принципиальных изменений нет – только технические.
– Это так круто – сыграть “Короля Лира” на исторической сцене театра “Глобус”! Я был очень рад за вас, за всех актеров, за нашего белорусского Короля Лира – Олега Сидорчика…
– О такой роли можно только мечтать! Олег – очень взрывной актер. Конечно, это пик его актерской карьеры. Я рад, что он пришел к этой роли таким неожиданным путем и органично в ней существует. Олег работает на пределе возможностей. Роль обязывает, тут нужен актер – бык! Много текста, бег, вращательные движения, сильнейшие поддержки. Я уже не говорю про психологическое наполнение. Лир – роль, требующая мощных физических сил и полной актерской отдачи. Олег, конечно, этому соответствует… В Минске мы не играем “Короля Лира”. Эта роль остается за Олегом. Есть роли, в которые невозможно сделать ввод. Олега никто не может заменить. Мне вообще трудно делать вводы. Естественный процесс рождения персонажа во многом диктуется психодинамикой исполнителя. В нашем спектакле большое значение имеет “блуждающая” роль Шута. У нас был замечательный первый Шут – Павел Аракелян. Он – музыкант, играл на саксофоне, написал все музыкальные репризы к спектаклю. Обстоятельства так сложились, что его надо было заменить. Я пригласил британского актера. Он не только играл на саксофоне, но и был единственным англоговорящим. Спектакль шел на белорусском языке, а Шут говорил на английском.
– В этом уже было какое-то шутовство…
– И шутовство, и определенный концепт многие критики узрели. В Чикаго вы увидите третьего исполнителя этой роли – актера Элиаса Файнгерша. Он живет в Швеции и прилетает к нам на спектакли. Он играет на тромбоне, что еще ближе к звуковому ряду военной истории. Он старательно выучил текст и, поскольку он самый зрелый Шут, добавил поколенческий конфликт. Каждый новый Шут – новый этап в жизни спектакля… В ролях дочерей Лира – наши прекрасные актрисы Яна Русакевич, Марина Юревич, Виктория Биран… В спектакле 2012 года дебютировали наши студенты. Сегодня любопытно наблюдать, как они растут, превращаясь в зрелых актеров. В этом тоже польза классической драматургии. Она дает возможность артисту не только эксплуатировать свой опыт, но и расти, развиваться. Это очень важно.
– Можно ли сказать, что вы удовлетворены результатом и на афише Свободного театра рядом с современными авторами Шекспир располагается органично?
– Да. Этот спектакль повлиял на развитие театра. У театра не было практики работы с текстами такого плана, с характерами, которые развиваются на протяжении пяти часов. Современный театр другого темперамента: яркий, динамичный. В “Короле Лире” есть сцены, которые не имеют никакого отношения к тому, что написал Шекспир. Это наши ассоциации с нашей действительностью. Именно после этого спектакля мы начали пробовать совмещать классические тексты с документальным материалом. Я считаю, что это высвободило определенную энергию и расширило наше художественное поле. В этом плане я очень доволен. Было тяжело, не скрою, очень тяжело, но интересно. Для нас спектакль стал мощным движением вперед. Николай Халезин в своем спектакле “Trash Cousine” использовал кое-что из шекспировских текстов, в спектакле “Price of Money” я использовал пять сцен из Аристофана. Это ведь любопытно – совместить документальный театр с театром классическим. Так и должно быть! Это – нормальный путь европейского театра: от классики до документального материала. При этом я очень спокойно отношусь к тому, что сделано. Меня гораздо больше беспокоит то, что еще предстоит пройти.
– Судя по прессе, ажиотаж вокруг вашего “Короля Лира” не проходит до сих пор.
– Ажиотаж вокруг этого спектакля не проходит именно со стороны британской публики. В Музее Виктории и Альберта в 2012-13 годах была экспозиция, посвященная самым интересным постановкам Шекспира в Лондоне. Событие было исключительно британское. В числе участников выделялся Питер Брук с его макетом спектакля “Сон в летнюю ночь”… Была презентация, потом – интервью с Легендой и нами с Олегом. Ко мне подошел пожилой человек, профессор университета. Говорит: “Я посмотрел пятьдесят версий “Короля Лира”. Ваша – лучшая”. Такие вещи меня даже в какой-то степени пугают.
– В недавнем интервью Джорджи Уиден вы говорили о взаимоотношениях актеров и зрителей, как о вечной игре в кошки-мышки. Я знаю, как это работает в случае с неизвестными произведениями, но получается, это работает и в случае с “Королем Лиром”?!
– Феномен Шекспира. Он возвращает зрителей на некий детский уровень восприятия. Ты сидишь в зале, и тебе интересно, что произойдет дальше. На уровне идеи я против такого линейного, повествовательного театра, когда все держится на сюжете, но с Шекспиром именно так. Он совместил в себе занимательный сюжет и “путешествия в смыслы”. Поэтому Шекспир интересен как простолюдину, так и интеллектуалу. В этом его мощь.
С 2011 года руководители театра Николай Халезин и Наталья Коляда, режиссер Владимир Щербань, актер Олег Сидорчик живут в Лондоне. На родину при нынешней власти они вернуться не могут. Остальная часть труппы остается в Минске.
Владимир живет на холмах, в самой высокой точке Лондона, в районе Crystal Palace. Со своей труппой репетирует по Skype. Я попросил режиссера рассказать, как в этих условиях развивается театр.
– Театр играет в Минске постоянно. В Минске сейчас уникальная ситуация. Я включаю Skype и вижу, что в театре уже пожилые зрители. Раньше были только молодые, а сейчас – нет. Прошло десять лет, зрители состарились вместе с нами. С другой стороны, у нас абсолютно новое поколение зрителей. Они сейчас открывают для себя все заново. Отсюда – идея восстанавливать и играть старые спектакли.
– Получается, что в нечеловеческих условиях вы умудрились построить репертуарный театр!
– Я считаю, что у нас – самая эффективная театральная компания в Беларуси. Мы чаще всех играем премьеры, у нас огромный репертуар – от Шекспира до Сары Кейн. Не хочется в тысячный раз говорить о лишениях, и т.д. Это стало уже настолько очевидным и естественным. При этом в профессиональном плане наши актеры – счастливые люди. Они не ждут роли по пять лет – они играют и играют интенсивно, преподают, участвуют в читках, ездят на гастроли… И это здорово. Для актера важно быть все время в строю. В Британии ощущается, насколько брошены актеры, как они вынуждены бороться, ходить на адские кастинги. На какой-то эпизод, который ничего не значит, приходят пятьсот актеров. Зачем? Это совершенно нездоровая атмосфера. Бороться приходится даже талантливым, самым талантливым… Англичане хотят, чтобы мы стали проектным театром. Очень сложно объяснить – я уже про финансирование даже не говорю – про театр-ансамбль, каким является наш театр. То, как я привык репетировать, возможно только в рамках Свободного театра. Вне всяких рамок, но в рамках Свободного театра… В настоящее время наш театр является официальным резидентом театра Янг Вик. Спасибо Кевину Спейси и Дэвиду Лану (Дэвид Лан – художественный руководитель Young Vic Theatre. – Прим. автора.). Если бы Дэвид не взял нас под свое крыло, я даже себе не представляю, что было бы с нами. Нам дали стол (сейчас у нас уже их несколько), объяснили, что собой представляет британская театральная ситуация, и раз в году у нас есть три-четыре недели, когда мы можем показывать свои премьеры. А надо сказать, что Янг Вик – один из лидирующих театров Лондона, поэтому наши показы обречены на внимание и зрителей, и критиков.
– Каким был для вас переход на англоязычные спектакли?
– Он еще не совершился в полной мере. Мы пытаемся комбинировать. Спектакль Николая Халезина “Trash Cuisine” – первый и пока единственный стопроцентный англоязычный спектакль. Нам надо выживать. Если мы хотим расширяться и работать дальше – это естественный путь. Конечно, мне бы хотелось, чтобы наши актеры заговорили по-английски… Мы хотим сделать пару постановок в год на английском языке, привлекая английских актеров и работая со своими. Уже есть британские актеры, которые традиционно работают с нами на равных, точно в таком же жестком режиме. Это – неотъемлемая часть Свободного театра.
К десятилетию Свободного театра в 2015 году в Лондоне состоялся грандиозный фестиваль “Staging a Revolution”. Со 2 по 14 ноября на разных площадках были показаны десять спектаклей, созданных театром с 2005 по 2015 годы, а также мировая премьера спектакля “Время женщин” в постановке Николая Халезина. Спектакли “Поколение Джинс”, “Постигая любовь” и “Trash Cuisine” Н.Халезина, “Психоз 4.48”, “Цена денег”, “Нью-Йорк 79”, “Минск 2011. Письмо для Кэти Акер”, “Зона молчания” В.Щербаня проходили в “подпольных” местах Лондона. Было это так. Зрители покупали билеты, не зная, где пройдет спектакль. О месте выступления сообщалось перед спектаклем. Зрители получали подтверждение по электронной почте, но билеты не выдавались. За двадцать четыре часа до представления зрители получали смс-сообщение с информацией о месте и времени встречи. Там их встречал “человек в штатском” от Свободного театра и проводил к месту показа. По прибытии зрителей просили предъявить документ, удостоверяющий личность. Вся процедура полностью повторяет практику посещения театра на моей родине, в Беларуси. Там зрители приходят в театр с паспортами на случай возможных задержаний.
– Я посмотрел многие спектакли фестиваля. Больше всего меня потряс первый – “Психоз 4.48”. Спектакль производит огромное впечатление. Он настолько живой и актуальный, что кажется, сделан вчера. Между тем премьера состоялась 28 мая 2005 года в минском баре “Граффити”. Как вы сами оцениваете этот спектакль по прошествии десяти лет?
– С этого спектакля начался Свободный театр. В нем есть потенциал, он действительно и сегодня смотрится с интересом. Саре Кейн удалось создать очень вариативный текст. Это может быть история о тотальном разрушении, о любви. Важно, кто это читает. Для меня “Психоз” – тотально позитивный текст. Пьеса рассказывает о том высочайшем градусе, в который мы попадаем и где сохранить здравый смысл практически невозможно… Для меня было важно, что мы сыграли на родине Сары Кейн. Десять лет назад она нам очень помогла. Мы потянулись к этому тексту, нам захотелось его озвучить. А сейчас, я думаю, мы ей помогли. Ведь ее на самом деле называли идиоткой. (Она покончила с собой в клинике недалеко от того места, где я живу.) Лондонская критика очень специфичная. В свое время лондонские критики не принимали Беккета. Чем интереснее автор, тем меньше славы. Востребована добротная драматургия для среднего класса: Пинтер, Стоппард… Радикальные высказывания пробиваются очень сложно. А с Кейн случилось то, что она стала своей для среднего класса. “Психоз” в Лондоне играют в таком, знаете, романтическом ключе. Захотелось вернуть пьесе ее оригинальный заряд, протестный смысл. Мне кажется, сейчас мы воскресили “Психоз” для британцев… “Психозом” мы открывали фестиваль. Мы играли спектакль в заброшенной тюрьме. Лучшего места для премьеры не придумаешь! Я не был в зале – волнение было слишком велико. Потом не удержался и посмотрел. В оригинальном составе играли Яна Русакевич и Ольга Шанцына. Оля потом уехала в Москву, и я решил не вводить новую актрису. Они были настолько рождены друг для друга, что я не верил, что с другой актрисой может что-то получиться. Мы жили, ставили спектакли, но вот с появлением Маши Сазоновой стало очевидно, что спектакль может обрести второе дыхание. Маша – танцовщица, преподает хореографию (танец в стиле модерн) в студии “Фортинбрас” при Свободном театре. Личность она неординарная, с интересной психодинамикой. Я рад, что сейчас они с Яной работают вместе так убедительно, как будто они играли все эти десять лет. Маша играет в “Короле Лире”, вы скоро с ней встретитесь.
– Прекрасной была идея совместить кадры десятилетней давности из бара “Граффити” с сегодняшним спектаклем…
– Удивительно, что сохранилась запись! Я даже не знаю, кто это сделал. Мы же тогда ничего не снимали. “Психоз” привлек много людей, которые потом остались в Свободном театре. Кто-то стал помрежем, кто-то – актером. Вот так и получилось: из бара “Граффити” – в Лондон, дистанция длиной в десять лет.
– Фестиваль “Staging a Revolution” – это определенный рубеж?
– Я не люблю ностальгировать, но поскольку времени прошло много, было интересно реконструировать спектакли и посмотреть, что мы наработали за десять лет. На фестивале было много звезд мирового уровня. Тихо приходили, тихо выражали свои восторги, тихо уходили. На заключительный спектакль фестиваля “Быть Гарольдом Пинтером” пришел Бенедикт Камбербэтч. Ему очень понравилось… Телекомпания Би-Би-Си включила наш фестиваль в список пятнадцати лучших культурных событий года. Конечно, это не может не радовать, но я бы не сказал, что фестиваль – это рубеж. Рубеж чего? Фестиваль – это большая работа и смотр достижений. А дальше – продолжение. Под занавес уходящего года я торопился показать новую работу – спектакль “Территория призраков” (премьера спектакля состоялась в Минске 30 декабря 2015 года. – Прим. автора.) Спектакль создавался в короткие сроки, получился набросок, но тем не менее… Хотелось обозначить задел на будущее… Мы двигаемся вперед!
.
Следующая остановка Свободного театра на пути вперед – Чикаго. Театр приезжает в Чикаго третий раз. Знакомство с ним у большинства зрителей состоялось в январе 2011 года со спектаклем “Быть Гарольдом Пинтером”. В 2013 году мы увидели спектакль “Минск 2011: письмо для Кэти Акер”. И вот совсем скоро в течение девяти дней один из самых непредсказуемых театров мира покажет свою версию “Короля Лира”. Я уверен: это будут девять дней, которые потрясут Чикаго!
Спектакль идет на белорусском языке с английскими субтитрами. Перевод – Юрий Гаврук. Сценическая адаптация – Николай Халезин.
В ролях: Король Лир – Олег Сидорчик, Гонерилья – Яна Русакевич, Регана – Марина Юревич, Корделия – Виктория Биран, Шут – Элиас Файнгерш, граф Кент – Денис Тарасенко, граф Глостер – Павел Городницкий, Эдмонд – Кирилл Машека, герцог Корнуэльский – Андрей Уразов, Освальд – Юлия Шевчук, герцог Альбанский – Юрий Даливеля, король Французский/Конферансье – Мария Сазонова.
Музыкальное оформление – Павел Аракелян.
Костюмы – Владимир Щербань, Алексей Ширневич, Наталья Коляда.
Nota bene! Гастроли Белорусского Свободного театра пройдут с 5 по 14 февраля в помещении Чикагского шекспировского театра по адресу: 800 East Grand Avenue, Chicago, IL 60611. $58–$68. Подробная информация и заказ билетов – на сайте www.chicagoshakes.com, по телефону 312-595-5600 или в кассе театра. Подробная информация о фестивале “Shakespeare 400 Chicago” – на сайте www.shakespeare400chicago.com.
.
Сергей Элькин
