…Все началось давным-давно, когда прадедушка Вадима Глузмана, живший в крохотном еврейском местечке, сделал для себя маленькую скрипку. Он не хотел становиться скрипачом – он просто хотел играть на скрипке. Свою любовь к музыке он передал детям. Они учились играть на скрипке, но скрипачами не стали: бабушка Вадима – врач, ее брат – археолог. Зато родители Вадима – профессиональные музыканты.
Вадим Глузман родился в 1973 году в Житомире. Он говорит: “Я вышел из романов Шолом-Алейхема и Экзюпери, Булгакова и Визеля. Я вышел из клейзмерской музыки, Брамса, Чайковского, Шостаковича и Бернстайна. Я вышел из записей Ойстраха и Шеринга, Рубинштейна и Хассида, Горовица и Гульда… Я должен был стать скрипачом, это было моей судьбой”. Со скрипкой Вадим не расстается с семи лет. Учеба в Риге, в Тель-Авивской академии музыки, в Джульярдской школе музыки, победы на многочисленных международных скрипичных конкурсах, сольные концерты, камерные ансамбли, выступления с оркестрами, записи… Житомир – Рига – Тель-Авив – Нью-Йорк – Чикаго – далее везде… – география маршрутов Вадима Глузмана простирается по всем континентам. Он начитан, доброжелателен, остроумен, открыт для общения и, подобно своему прадедушке, обожает играть на скрипке.
- – В 1990 году из Риги мы репатриировались в Израиль. В Тель-Авиве я услышал, что Айзек Стерн прослушивает молодых скрипачей в Музыкальном центре в Иерусалиме. Я приехал и сообщил секретарю, что хочу поиграть Стерну. Секретарь ответил, что идея сама по себе замечательна, но придется подождать пару лет. На мое счастье, в этот момент дверь отворилась и в Центр вошел Стерн. Показав на меня, он спросил: “Кто это?” Секретарь сказал: “Мальчик приехал поиграть вам на скрипке”. Реакция Стерна оказалась неожиданной: “Хорошо. Готовься. Пять минут у меня найдется”. Пять минут вылились в полтора часа, и с тех пор я имел счастье общаться со Стерном с большей или меньшей регулярностью в Израиле, а потом и в Нью-Йорке. Он дал рекомендации в Американо-израильский культурный фонд, выделил скрипку…
В 1992 году Глузман получил скрипку работы Гварнери, в 1994 – стал обладателем Приза Фонда Генриха Шеринга, в 1996 – получил смычок из коллекции Шеринга. Сейчас он играет на скрипке 1690 года работы Страдивари. Предоставленная Обществом Страдивари в Чикаго скрипка принадлежала основателю русской скрипичной школы Леопольду Ауэру. Вадим говорит: “Словами не описать, как восхитителен этот инструмент. Он заставляет меня бежать в пятнадцать раз быстрее и нырять в пятнадцать раз глубже. Когда я впервые взял в руки эту скрипку, я понял, что жизнь моя изменилась”.
Жена Глузмана – пианистка Анжела Йоффе. Вадим говорит: “Мы учились в одной школе в Риге, начали вместе играть, продолжили в Израиле, а потом решили, что можно не только играть вместе…”. Одиннадцать лет назад в Чикаго у них родилась дочь Орли. Она свободно говорит на русском, английском и иврите. С пеленок на колесах, путешествует с родителями. Учится музыке. Играет на скрипке и флейте. Музыкантом становиться пока не планирует. Любит танцевать. Четыре раза в неделю ходит в балетную школу. “Артистический человек. Что из этого получится – не знаю.”
Шесть лет назад в пригороде Чикаго Норсбруке (Northbrook) Вадим Глузман и Анжела Йоффе организовали фестиваль камерной музыки.
- – Идея фестиваля проста: на одну неделю собрать друзей – замечательных музыкантов. Мы с невероятной отдачей занимаемся репетиционным процессом, потом с такой же отдачей ужинаем, рассказываем истории, засиживаемся заполночь, а потом в девять утра все начинается сначала. Как сказал мне мой агент: “excuse for a party”. В этой шутке на самом деле есть здоровое зерно. Ощущение праздника, которое есть у нас от встреч с друзьями-музыкантами, передается и нашей публике.
- – На фестивале всего три концерта, а подготовка к нему занимает целый год. Стоит ли игра свеч?
- – Безусловно, стоит. Вся игра стоит всех свеч только ради мгновений счастья на сцене. Мы разговариваем с музыкантами глазами, у нас общие артистические задачи… Камерная музыка – тот вид музицирования, который по интимности, спонтанности можно сравнить разве что с jam session. В этой музыке есть элемент Чуда, а чудо невозможно ни объяснить, ни предсказать, ни повторить.
На V фестивале 2015 года был основан Фонд имени Аркадия Фомина – педагога Глузмана. Задача фонда – поддержка молодых дарований. Стипендиат Фонда 2016 года – восемнадцатилетний виолончелист Даниэль Калер.
- – Даник рос у нас на глазах, делал первые шаги с виолончелью, и эти шаги сразу стали получаться подозрительно большими и хорошими. Со временем стало понятно, что он становится замечательным музыкантом. В этом году мы с ним сыграли ля-минорный концерт Баха. Даник – невероятно талантливый парень. Как говорится, виолончель выросла прямо из него самого! На нашем фестивале он познакомился с Марком Косовером – концертмейстером групп виолончелей Кливлендского симфонического оркестра. Теперь он – студент Косовера, только что закончил первый год учебы в Кливлендском институте музыки. Когда встал вопрос о нашем следующем стипендиате, в выборе все были едины.
С 2014 года Вадим Глузман является главным гостем и креативным партнером Камерного оркестра в городе Коламбус (штат Огайо).
- – Почти никто из оркестра там не живет. Музыканты слетаются на проекты – семь-восемь программ в году. Я являюсь частью артистической дирекции оркестра и провожу с ним концерты в качестве лидера и солиста, а именно концерты без дирижера. Мы переиграли огромное количество известного и неизвестного репертуара, начиная от Симфонии Карла Филиппа Эммануэля Баха и заканчивая Камерными симфониями Шостаковича.
В книге музыковеда Жана-Мишеля Молко “Great Violinists of the Twentieth Century, Volume 2” Вадим Глузман был назван в числе тридцати величайших скрипачей современности. Я спросил у Вадима, какие чувства он испытал, прочтя такие слова.
- – Это, конечно, очень приятно, но такие слова я всерьез не воспринимаю. Я знаком с господином Молко. Он – совершенно уникальный человек. Хирург, работает в Парижской больнице, делает около четырехсот операций в год. Выдающийся знаток истории струнной музыки. У него богатейшая коллекция записей, он написал тысячи статей. Мы познакомились не так давно, уже после того, как он выпустил книгу. Он пришел ко мне на концерт в Париже, а закончилось все ужином у него дома и сидением перед стереосистемой до четырех утра. То, что обо мне написал такой человек, для меня очень трогательно. Есть стимул идти дальше.
В сезоне 2014-15 годов Глузман впервые выступил с Берлинским филармоническим оркестром. Он солировал во Втором скрипичном концерте Прокофьева. Оркестром руководил главный дирижер Большого театра Туган Сохиев. Глузман вспоминает: “Это был настоящий момент музыкального счастья. Оркестр настолько феноменален, что делает все, что ты хочешь. Такие моменты запоминаются на всю жизнь…”.
В только что закончившемся сезоне 2015-16 годов Вадим Глузман впервые исполнил Скрипичный концерт живущей в Нью-Йорке нашей соотечественницы Леры Ауэрбах.
- – В общей сложности у нас будет три премьеры, потому что этот Концерт заказали три оркестра: оркестр Бергенской филармонии в Норвегии, Симфонический оркестр Би-Би-Си в Лондоне (премьера будет в июле на Промсе) и Оркестр романской Швейцарии в Женеве… С Лерой что-то произошло, и она написала совсем другую музыку. Лера вдруг стала улыбаться. Конечно, саркастически, “с иголками”, но улыбаться… Концерт называется “Симфоническая фантазия в десяти частях для скрипки, оркестра и хора “The Infant Minstrel and his Peculiar Menagerie”. В оркестре есть какие угодно инструменты, включая музыкальную пилу. Абсолютный музыкальный фейерверк! Для хора Лера написала не только музыку, но и слова. Это такие нескладухи в стиле Льюиса Кэрролла. Даниил Хармс – самое близкое сравнение с русской литературой… Процесс был потрясающе интересным. Я никогда не работал с хором, а это совершенно другая специфика. Лера меня кормила этим концертом по чайной ложке, присылая по несколько страниц, иногда – часть, иногда – полчасти… Первая премьера прошла с огромным успехом, публика была в восторге. Скрипичная партия написана для меня. Мы с Лерой дружим больше двадцати лет. Я был одним из первых исполнителей ее музыки. Мы участвовали во многих фестивалях, учились вместе в Джульярдской школе. На сегодняшний день она является одним из самых исполняемых композиторов.
- – В следующем сезоне мы услышим вас в Чикаго, в Симфоническом центре. 9, 10 и 11 декабря пройдут концерты Чикагского симфонического оркестра под управлением Неэме Ярви. Вы играете Первый скрипичный концерт Прокофьева. С Ярве вы тоже встречаетесь не первый раз?
- – К счастью, у меня сложился определенный круг людей, которых я люблю и с которыми сотрудничаю. Неэме – один из них. Конечно, он – патриарх, ему почти восемьдесят лет, но при этом он остается все тем же невероятным хулиганом, которым был всегда. Мы с ним сыграли массу концертов в разных странах. Один диск записали лет пять-шесть назад, а буквально в следующем месяце выходит новый – с Первым и Вторым концертами Прокофьева. Мы записывали этот альбом с Эстонским национальным оркестром в течение года. Все звезды сошлись, когда в Чикаго зашла речь о моем возвращении и так случилось, что дирижером станет Неэме, с которым мы записали Прокофьева, а это юбилейный год Прокофьева… Кстати, последний раз с ЧСО я играл с сыном Неэме – прекрасным дирижером Пааво Ярви
- – Кто для вас наиболее значимые фигуры в скрипичной музыке? Вы уже упомянули Исаака Стерна. Кто еще стоит в этом ряду?
- – Первый в этом ряду – Давид Ойстрах. Ничего лучшего в искусстве скрипичной игры, на мой взгляд, не происходило. Ойстрах – это явление в музыке. Такие люди рождаются очень редко. Мне невероятно близко и дорого его искусство.
- – Вы выступаете на родине?
- – Всегда с удовольствием приезжаю в Ригу. Это – город моего детства, и мне дороги воспоминания о нем. Я учился в Рижской специальной музыкальной школе имени Эмилса Дарзиньша, в той же школе, в которой учились Гидон Кремер и Миша Майский. Там до сих пор работает мой первый педагог…
- – Кем вы себя ощущаете? Русским евреем? Израильтянином? Американцем?
- – Я себя ощущаю израильтянином, родившимся в бывшем Советском Союзе. Мы живем и в Израиле, и в Америке. Я обожаю Чикаго, у нас здесь родилась дочка, но домом я называю все-таки Израиль. Израиль – то место, куда я возвращаюсь. В иные точки земного шара я приезжаю.
- – Кухня любого музыканта – репетиция. Можно ли заглянуть на вашу кухню? Рихтер подсчитывал количество часов, которые он должен вернуть фортепиано. Сколько часов вы должны вашей скрипке?
- – Я боюсь, что если я сегодня подсчитаю, сколько должен инструменту, то я должен буду закончить все другие виды деятельности, включая сон и еду, и только отдавать долг. Поэтому я стараюсь этого не делать. Если серьезно, моя кухня на колесах, она очень гибкая и способна адаптироваться к любым условиям. Для меня совершенно нормальное состояние – готовиться к следующему концерту, пока играю сегодняшний. При этом еще нужно учить новые произведения. Например, в следующем сезоне я сыграю три для меня новых концерта, два из них – мировые премьеры. Ни один, ни другой еще не написаны. Значит, я буду получать ноты в течение сезона, между поездками, во время поездок… Если дальше говорить, то мы станем говорить о метрономе и совсем уже технических деталях…
- – Вы – один из редких скрипачей, которые охотно исполняют новую музыку. Огромное количество музыкантов всю жизнь играют только Мендельсона и Бетховена…
- – Я не имею ничего против Мендельсона и Бетховена. Я их играю регулярно с громадным удовольствием… Мне интересно играть новую музыку. Это необходимо мне, как артисту. Я считаю, что наша обязанность – давать голос новой музыке. Иначе как мы найдем следующих Мендельсона и Бетховена?
- – Каков ваш критерий отбора новой музыки?
- – Если это еще не написанная музыка, то мы играем в слепую игру. Но в данном случае я играю в слепую игру с Софьей Губайдулиной. Она пишет Концерт для скрипки, виолончели и баяна. Я знаю, что скорее всего не проиграю. Я часто играл музыку Софьи Асгатовны, я с ней работал, я ее музыку очень люблю. Премьера будет в Ганновере буквально за неделю до того, как я буду играть Прокофьева в Чикаго.
- – Вы самоед по натуре или человек, уверенный в себе?
- – Я – уверенный в себе самоед.
- – Заканчивая концерт, вы часто бываете довольны собой?
- – За редчайшими исключениями, практически никогда. Если по какой-либо случайности я слышу запись моего концерта, он мне чаще всего не нравится. Очень трудно быть объективным в отношении того, как прошел концерт.
- – Моменты вдохновения – бывали они у вас?
- – Честно скажу, я не считаю, что могу о себе говорить такие вещи, даже если они и происходили. Это не мое дело. Мое дело – скрипочку под подбородок и – вперед…
- – В каждой творческой профессии существуют свои страхи. Страх скрипача – с чем он связан?
- – Со всем, начиная от порванной струны и порванного волоса на смычке. Волос может обмотаться вокруг пальца и все: ни туда – ни сюда. Совершенно нормальные страхи любого человека: текст, как я сегодня выгляжу, погладил ли я брюки, и так далее… Ерунда в голову приходит всевозможнейшая…
- – У вас замечательный русский язык. Такое впечатление, что вы живете в Москве, а не в Америке.
- – Московского произношения у меня, по-моему, нет, а язык… Книги не дают забывать русский язык.
- – Где вы находите время на чтение?
- – А самолет для чего? Я вам могу привести пример. Полет из города Берген в Норвегии в город Аделаида в Австралии занимает сорок два часа. Можно много чего успеть прочесть!
.
Сергей Элькин
