‘
Пока массовое общественное мнение – это позиция недоверчивого наблюдателя. Однако Навальный выталкивает среднего обывателя-конформиста из зоны комфорта. И ему, этому обывателю, совершенно не готовому становиться гражданином, это не слишком нравится
Автор: Андрей Колесников* (carnegie.ru)
Нет ничего более банального: гонца, приносящего плохие вести, казнят. Поэтому неудивительно, что возвращение Алексея Навального и суды над ним усилили недоверие к нему российского общества. Его рейтинг недоверия вырос на шесть процентных пунктов, с 50% до 56%.
Для «молчаливого большинства» (которое не столь уж молчаливо и всякий раз пролонгирует существование нынешнего политического режима, голосуя на выборах) главный оппозиционер сыграл роль как раз такого гонца с дурными вестями. Своим возвращением, своими расследованиями, фильмом о «дворце Путина» он предъявил новые доказательства коррумпированности и моральной несостоятельности государственной верхушки. Но об этом средний обыватель, представитель большинства, не хочет знать, блокируя плохую и компрометирующую власть информацию.
Так было в ситуации со сбитым малайзийским боингом в 2014 году (всего 2% респондентов считали виновной стороной Россию), в истории со Скрипалями (3% винили российские спецслужбы), и вот теперь с Навальным (55% не доверяли или скорее не доверяли информации о том, что лидер оппозиции был намеренно отравлен). Средний россиянин отказывается верить в плохое – в вину власти, отталкивает от себя подозрения, запрещает себе думать. Те, кто предъявляют новые и новые доказательства, раздражают его во все большей степени. И приобретают высокий антирейтинг.
Навальный невероятно дорогой ценой нарастил рейтинг доверия – он увеличился на 1 процентный пункт (до 5%). Это выше, чем у Геннадия Зюганова, но ниже, чем, например, у Сергея Лаврова. Таков ответ общественного мнения.
Есть множество нюансов, свидетельствующих о том, что массовые настроения меняются: рост гражданского самосознания, новые люди – молодые и возмущенные – на улицах, гигантские различия в представлениях о мире и, соответственно, в отношении к Навальному между возрастной группой 18-24 и 55+, поразительные примеры гражданского сочувствия, сопротивления, конкретной помощи жертвам произвола.
Однако «глубинный народ» стоит гигантской то ли берлинской, то ли китайской стеной – насупленный, недоверчивый, мрачноватый. Он или равнодушен к недовольству гражданского общества и произволу властей, или раздражен протестующими. Его конформизм иной раз становится не просто равнодушно-автоматическим, а яростно-агрессивным: тот же Навальный разрушает не слишком благостную, но зато стабильную картину мира.
Обыкновенный конформизм
Массовый конформизм – один из предохранителей системы Путина. Как, впрочем, и вообще любого авторитарного механизма: Марчелло Клеричи, герой «Конформиста» Альберто Моравиа, мечтал о том, чтобы стать средним человеком, быть, как все, ничем не отличаться от других внутри муссолиниевской системы. Конформизм – не отклонение от нормы в таких политических моделях, а норма.
Собственно, отсюда стремление в такого рода режимах к нормативному единству нации. Те, кто не участвуют в этом показательном единении – маргинализируются. А теперь, после протестов января–февраля 2021 года, активность новых инакомыслящих еще и криминализируется – маркируется не просто как морально отклоняющееся поведение, а как преступная деятельность.
Рейтинги доверия и одобрения деятельности, не говоря уже об электоральном рейтинге, в российском политическом режиме отражают априорную, предустановленную, конформистскую покорность неотменимым обстоятельствам. Эти рейтинги некорректно сравнивать с показателями лидеров в западных демократиях – индикаторами реальных настроений граждан в конкурентной и ротируемой благодаря выборам общественно-политической среде.
Выборы в России, по крайней мере федеральные, – это процедуры референдумного типа, призванные всякий раз замерять степень конформизма безразличного большинства, следующего канону одобряемого поведения. Правильный гражданин должен ходить на выборы и голосовать за несменяемого президента, правящую партию и кандидатов власти: этот ритуальный автоматизм вырабатывался годами до уровня обывательского рефлекса.
От «правильного» гражданина было бы странно ожидать изменения привычной модели поведения только потому, что ему показали «дворец Путина», предъявили доказательства отравления главного оппозиционера, а сам оппозиционер вернулся в Россию, был арестован и тем самым спровоцировал масштабные протесты и гражданское сопротивление.
Треть респондентов, посмотревших фильм о «дворце Путина» или слышавших о нем, не верят в правдивость информации; 38% – верят, но не уверены в достоверности обвинений; абсолютно уверены в правдивости информации лишь 17%. Вот и весь эффект многомиллионных просмотров сцен из жизни верхов: большинство, вероятно, увидело в этом фильме своего рода киножурнал об интерьерном дизайне и воспринимало расследование как инфотейнмент – занятную историю из чужой и далекой богатой жизни.
Раздраженные и агрессивные конформисты (28%, и эта цифра растет: +16 процентных пунктов по сравнению с 2017 годом) верят, что протестующие вышли на улицы, поскольку им за это заплатили. Причем заплатить мог только абстрактный Запад. Во всяком случае в том, что законодательство об иностранных агентах направлено против реального существующего западного влияния, убеждена почти половина респондентов.
Это принципиально важно для конформиста – убедить себя в том, что ничто само по себе не происходит: за сценой всегда кто-то стоит, и этот кто-то желает зла отечеству. Особенно высока степень недоверия среднего обывателя к «столичным» протестам и уж тем более к тем, которые связаны с Навальным: митинги и демонстрации в Хабаровске образца 2020 года вызывали гораздо больше сочувствия у средних россиян, чем выступления января–февраля 2021 года.
Это очень важный момент: протест без лидера или по крайней мере не маркированный конкретной фамилией конкретного оппозиционера вызывает у среднего обывателя больше сочувствия, чем протест с четкой политической маркировкой, как в случае Навального. В январе 2021 года в отношении к протестующим возобладали негативные чувства (39% опрошенных) и безразличие (37%). При этом положительно относились к протестующим 22% респондентов. Для сравнения – отношение к протестовавшим в Хабаровске: 47% положительное, 16% отрицательное.
Между протестом и адаптацией
Протесты–2021 по своей природе продолжают протесты 2011–2012 годов (и то, и другое – гражданское движение за модернизацию государства и общества), но в то же время сильно от них отличаются. 2011–2012 – это эйфория после короткой оттепели президентства Дмитрия Медведева, ожидание диалога с властью и убежденность в неизбежности либерализации и демократизации.
До мая 2012 года не было никакого страха перед полицейскими и судебными репрессиями – ввиду отсутствия таковых. 2021 – никаких иллюзий и эйфории, четкое понимание неизбежности репрессий и неготовности властей к диалогу и компромиссам.
Есть серьезные отличия и от общественного движения времен перестройки. Тогда – одна простая и внятная идея «Прочь от коммунизма», иллюзии относительно изобильного демократического и рыночного будущего. Но важно, что толчок к демократизации и разрешение на нее исходили с самого верха политической пирамиды. Спустя несколько лет появился и лидер, который символизировал это движение к демократизации в рамках суверенной России, избавлявшейся от имперского наследия – Борис Ельцин.
В силу монопольного положения Навального в политической оппозиции, а теперь еще и в существенной части гражданского общества, он в некоторой степени напоминает Ельцина. Но Борис Николаевич был, во-первых, частью элиты, а не контрэлиты, а, во-вторых, его активность была легальной. Навальный же исключен из легального, в том числе электорального, политического процесса. Само гражданское сопротивление не то что не разрешено, а криминализировано властью.
Простая идея «Долой Путина!» отнюдь не покрывает всю Россию – «человек середины», пусть и недовольный состоянием дел в стране, тем не менее, не готов поддерживать оппозицию или хотя бы становиться частью модернизационно настроенного гражданского общества.
Государство вернулось не только в политическую сферу, но и в экономику (что опять-таки поддерживает большинство общества). Соответственно, увеличилась доля населения, зависящего от государства – прямо (бюджетная сфера) или опосредованно (квазичастные компании, чье благосостояние зависит от связей с государством). Рациональное поведение в таких обстоятельствах – работа по найму на государство ради пусть и небольшой, но стабильной зарплаты.
Что характерно, такая модель поведения стала желательной для среднего россиянина еще с середины 1990-х – неудивительно, что сейчас она оказалась основной. Речь идет о рациональной адаптации к заданным и неизменяемым годами обстоятельствам – в иной ситуации средний россиянин был бы готов к реализации бизнес-стратегий и управлению своей частной собственностью.
То же самое касается и внешней политической среды: тот же средний россиянин, готовый адаптироваться к обстоятельствам и правилам авторитарного политического режима в ситуации либерализации довольно быстро может обнаружить способность к использованию демократических инструментов. Но для этого толчок и разрешение должны исходить сверху, как во времена Горбачева.
Словом, пока массовое общественное мнение – это позиция недоверчивого наблюдателя. Однако Навальный выталкивает среднего обывателя-конформиста из зоны комфорта. И ему, этому обывателю, совершенно не готовому становиться гражданином, это не слишком нравится.
Но ведь начиная с 2018 года и на пике пандемии рейтинги символа комфорта – Владимира Путина – снижались. Что-то вынуждало конформиста выражать, пусть и не всегда слишком заметно, свое недовольство властью. За счет чего меняются настроения инертного большинства и сработает ли в ближайшие годы поколенческий разрыв в восприятии политики и ценностях, обнаружившийся как раз перед протестами? Об этом – в двух последующих частях этого социологического обзора.
––––––––––––––––––––––––
* Андрей Колесников — руководитель программы «Российская внутренняя политика и политические институты» Московского Центра Карнеги. Одновременно он сотрудничает с Институтом экономической политики имени Егора Гайдара, является членом правления Фонда Егора Гайдара и членом Комитета гражданских инициатив (Комитет Алексея Кудрина), а также колумнистом газеты «Ведомости», интернет-изданий «Газета.Ru», Forbes.ru.
До прихода в Московский Центр Карнеги А. Колесников работал в ряде ведущих деловых и общественно-политических изданий — в частности, был шеф-редактором «Новой газеты», заместителем главного редактора газеты «Известия» и журнала The New Times/
‘
