Двадцать лет в уютном доме на Кортланд авеню находится один из самых непредсказуемых и оригинальных театров Чикаго – “Trap Door” (“Ловушка”). Основатель и бессменный руководитель театра – замечательная актриса и режиссер, обаятельная женщина Беата Пилч. В эксклюзивном интервью она рассказывает о своей жизни, вспоминает о прошлом, делится планами на будущее.
.
– Я родилась в Чикаго в польской семье. До пяти лет говорила только на польском языке. По-английски я училась говорить в детском саду. Каждое лето с раннего детства мама отправляла меня в Польшу к родственникам.
– Ваши первые театральные впечатления связаны с Чикаго?
– Нет. Спектакли в Чикаго меня не тронули. Первые настоящие театральные впечатления связаны у меня с Театром имени Виткевича в городе Закопане, на юге Польши. Я влюбилась в спектакли театра еще девчонкой и слежу за его жизнью тридцать лет. Театр находится в дивном месте, в горах. Каждый раз, когда я оказываюсь там с моими американскими актерами, я беру их с собой, чтобы показать величайшие спектакли на Земле. В течение дня мы гуляем по горам, а вечером идем в театр. Что может быть лучше этого? Я счастлива, что осенью к нам приезжает художественный руководитель театра Анджей Джук. Он будет ставить у нас пьесу обожаемого мною Станислава Виткевича. Это – мой подарок самой себе к двадцатилетию театра.
– Ваши родители связаны с театром?
– Нет. Мои родители – представители рабочего класса. Первое послевоенное поколение – тогда было не до театра. Я не помню отца – родители развелись, когда я была очень маленькой. Они не поддержали моего желания заниматься искусством. Они хотели, чтобы я пошла в университет и получила хорошую специальность врача или адвоката. Вместо этого я оказалась в компании хиппи, пошла на театральный факультет. Моя мама была очень разочарована. Она не хотела, чтобы я становилась “революционеркой”… Я просто убежала. Убежала заниматься театром. Никто и ничто не могли остановить меня. У меня есть старшие сестры, они воспитали детей, все реально стоят на ногах. Я одна оказалась плохим ребенком!
– Вы создали театр и доказали, что это возможно – заниматься искусством!
– Но у меня до сих пор нет денег, а для многих этим определяется успех и состоятельность.
В восемнадцать лет Беата Пилч поехала учиться в Калифорнию. Сначала – в United States International University в Сан-Диего, потом в California Institute of Arts в Валенсии. Там же она создала свою первую театральную компанию Juventas. Было это так…
– В институте в Валенсии я сблизилась со студенткой из Швеции. Она придумала театр Juventas и предложила мне присоединиться к нему. Все три года учебы мы “играли” в этот театр. Каждое лето студенты театральных факультетов ищут практику в театрах по стране, а мы каждый год уезжали в Европу. У подруги была семья в Швеции, и там мы жили на ферме, пекли хлеб, питались овощами, репетировали… Подруга научила меня, как работать продюсером. Потом мы купили миниавтобус и поехали по стране. Выступали на Стокгольмском водном фестивале, в Берлине, в других городах Германии, в Амстердаме, играли на сцене Театра Виткевича.
– У вас была постоянная труппа?
– Нет, каждый год мы набирали новых актеров: от шести до десяти. Моя подруга была режиссером, я – актрисой. Я ведь по первой специальности актриса!.. Это были доинтернетовские времена, устроиться в театр было невероятно трудно. Особенно, когда ты никого не знаешь. Надо было вставать в четыре утра и рассылать кучу писем с резюме.
– Так вы хотели остаться в Европе?
– Это длинная и сумасшедшая история. Я путешествовала по Европе, моей подругой была шведка, моим парнем – испанец. На какое-то время я поехала в Испанию, чтобы быть с ним… Я наслаждалась красотами, смотрела на людей, впитывала в себя европейский театральный опыт. Потом вернулась в Чикаго, пошла в театр и не могла понять, почему он совсем не похож на европейский, почему такой психологический и… “безопасный”. Здесь нет стремления к новизне. В авангарде идут университетские театры, и все. В год выпуска из университета у меня был последний тур с театром Juventas. Я была молода, беззаботна и хотела иметь время, чтобы обдумать дальнейшую жизнь. Сама себе дала на это один год. Думала, что не вернусь в Америку, останусь в Европе. Это ведь была моя мечта с юношества! Я поселилась в Восточном Берлине. Было это сразу после падения Стены. Я кое-где подрабатывала, у меня появились друзья, я сняла квартиру. В Берлине все бурлило, Польша была рядом… Как-то я получила открытку от моего университетского друга и любимого артиста. У него были какие-то неприятности, и он захотел приехать ко мне в гости. А еще один мой друг, с которым мы учились в одной школе, превратился в “мистера Бактауна” (Bucktown – район в Чикаго, где находится TrapDoorTheatre. – Прим. автора). Он был первым, кто приехал в этот район, начал покупать здания, перестраивать, перепродавать… Он предложил мне помощь в покупке здания. В моем детстве Bucktown был плохой район. Когда моя мама узнала, что я купила здание в этом районе, она вскричала: “Тебя убьют!” Но тогда до покупки было еще далеко. Мы сидели в Берлине и фантазировали, что будет, когда мы откроем театр в Чикаго. Так продолжалось шесть месяцев! Работы не было, зато творческих идей – хоть отбавляй! Мы написали манифест и создали план построения театра на пять лет вперед! С этим багажом мы приехали покорять Чикаго. Мой друг показал мне подходящие помещения, в том числе то, в котором мы с вами сейчас находимся. Здесь был полный бардак: крыша обваливалась, задняя стенка отсутствовала. Тем не менее я почему-то сразу решила: здесь будет наш театр! А работала я официанткой в польском ресторане моей мамы “Поло” (пересечение улиц Милуоки и Демпстер). Надо же было зарабатывать на оплату счетов… Мама продала ресторан десять лет назад, незадолго до смерти.
– О чем же вы договорились в Берлине?
– Мы решили, что будем фокусироваться на европейской, почти не известной в Америке драматургии. Для меня европейский театр был лучшим, и я всегда стремилась показать пьесы европейских драматургов в США. До сих пор не могу поверить, что наш маленький театр в одиночку открывает для американского зрителя целый пласт новой драматургии. Никто даже не слышал о наших гениальных авторах! Есть компании, которые иногда показывают европейские пьесы, но мы это делаем на регулярной основе.
В разные годы на сцене театра ставились пьесы Святослава Виткевича и Фернандо Аррабаля, Жана Жене и Петера Хандке, Витольда Гомбровича и Хайнера Мюллера, Януша Гловацкого и Макса Фриша. Только за последние несколько лет Trap Door Theatre представил спектакль “Президентши” (“The First Ladies”) по пьесе австрийского драматурга, одного из лидеров немецкой “новой волны” Вернера Шваба (режиссер – Желько Дюкич), показал северо-американскую премьеру спектакля с длинным названием “The Word Progress on My Mother’s Lips Doesn’t Ring True” (сокращенно – “Прогресс…”) по пьесе французского поэта, драматурга и публициста румынского происхождения Матея Вишнеча в постановке румынского театрального режиссера Иштвана Сабо (не путайте с однофамильцем – венгерским кинорежиссером!). В прошлом году в театре “давали” “Вернисаж” (английское название почему-то совсем другое – “The Unveiling”) по одноименной пьесе Вацлава Гавела – демократа, великого Гражданина, первого Президента Чешской республики и блистательного драматурга. Две последние премьеры театра – спектакли “Кровь на шее…” по пьесе Райнера Вернера Фассбиндера (режиссер – Беата Пилч) и “Юдифь” по пьесе английского драматурга Говарда Баркера “Юдифь: прощание с телом” (режиссер – Желько Дюкич).
За двадцать лет существования “Trap Door” Беата Пилч выступила продюсером, режиссером, актрисой в более чем пятидесяти спектаклях. Я спросил, помнит ли она первую постановку театра.
– Конечно. Мы хотели открыть театр в нашем здании, но к тому времени оно не было достроено. Зиги (Зигмунд Дыркаш – создатель и владелец ChopinTheatre Чикаго. – Прим. автора.) из театра “Шопен” предложил мне сыграть первый спектакль у них. Театр открылся в январе 1994 года пьесой Станислава Виткевича “Безумец и монахиня”. Актер Шон Марлоу исполнял роль Безумца, я играла роль доктора Грюна. Этот спектакль сразу заложил принципы нашего театра. Ниже опускать планку было уже нельзя. Мы старались идти только вперед… Мне с самого начала хотелось сделать что-то необычное. В противном случае нам пришлось бы лишь повторяться. “Грязные” пьесы Сэма Шепарда, Дэвида Мэмета – вот чем силен Чикаго. Экспериментальным театрам приходится тяжело. В Европе абсолютно другая ситуация. Я работала во Франции и знаю, как устроен, например, Авиньонский театральный фестиваль. Все театры – участники фестиваля – разделены на две части: большой и маленькой формы. Театры малой формы всегда идут по пути эксперимента. Им выделяются гранты, их спонсируют. Сумасшедший, авангардный театр – вот куда идут все деньги! Мольер никому не нужен…
– Как же вы выживаете все эти годы?
– Мы получаем гранты от штата, города и европейских культурных институтов. Некоторые посольства – например, посольство Франции – выделяют гранты на поддержку театров. Третий год мы получаем гранты на развитие восточно-европейского театра. Благодаря этим грантам мы получили возможность пригласить режиссеров из Румынии, Польши…
– Почему такое название – “TrapDoor”?
– Это была наша общая идея. Мы перебрали много названий, даже сделали список. Мне хотелось дать театру европейское имя. Например, “Шоколадная фабрика” – есть такой театр в Берлине. Но потом я испугалась, что американский зритель не пойдет в театр с необычным именем. Я стала искать название, которое звучало бы по-театральному. “Trap Door” (“Ловушка”) – что-то есть в этом интригующее, правда? У нас появилось это название до того, как возникло помещение рядом с рестораном. А теперь, когда ресторан расширился и вход в наш театр оказался зажатым, получилась настоящая ловушка!
– Вы возглавляете театр двадцать лет, и все эти годы вы занимаетесь всем, даже бытовыми мелочами…
– Я не хочу, но мне приходится. (Смеется.)
– Для режиссера все актеры – дети. Для вас тоже?
– Для меня это правда в наибольшей степени. Я никогда не чувствовала себя в семье, как дома. У меня всегда было ощущение потерянного ребенка. Мой дом я нашла в театре. Только в театре с близкими мне людьми я хочу обсуждать насущные проблемы бытия, вопросы политики, здоровья, любви. Не с адвокатом или психиатром – я могу обсуждать эти вопросы только в театре. Мои друзья в театре умнее меня, они каждый день открывают мне что-то новое.
– Правда, что многие из ваших актеров учились у вас? Например, Николь Виснер…
– Николь не была моей ученицей. Она пришла в театр, когда ей было девятнадцать лет, с дипломом Columbia College со специальностью “Актриса театра”. Стеснительная до ужаса. Она только закончила колледж. Мы сейчас смеемся, вспоминая, как я ее каждый раз не узнавала, когда она появлялась в театре. А вскоре она стала моей ведущей актрисой. Мы с ней работаем семнадцать лет. Она никогда не была моей ученицей, но она многое взяла из наших многолетних репетиций. Она доверяет мне и отвечает согласием на любое мое предложение. Ее первым спектаклем был материал Виткевича “Сумасшедший поезд”. Я заставляла ее проделывать такие вещи, которые она бы сама даже не вообразила. Все вышло замечательно, спектакль прошел с полным аншлагом, а Николь приобрела уверенность в себе. Она лучшая, потому что никогда не останавливается на достигнутом. И за последний спектакль “Юдифь” она заслуживает приза за лучшую женскую роль.
– Каков ваш критерий выбора актеров?
– Каждый актер нашего театра уникален и неповторим. Мне не нужны вторые Николь Виснер или Джон Грэй, потому что они у нас уже есть. Мне нужны актеры независимые, актеры, не боящиеся риска, актеры думающие, актеры синтетические. Например, Алжан Пелезик. Мы знали его много лет. Он из Боснии. Жил в Чикаго, вернулся в Боснию, потом снова приехал в Чикаго. Сейчас он в составе театра… Мы недавно провели кастинг, и у нас появились молодые актеры. Компания стареет, актеры начинают сниматься в кино, переезжают в другие города… Нам всегда нужны свежие силы.
– Во время репетиций вы показываете актерам, как надо играть?
– Худший сценарий – когда я сама показываю. Я стараюсь не делать этого. Репетировать – это все равно, что дирижировать симфоническим оркестром. Иногда достаточно намекнуть, показать нужное направление…
– Характеры обсуждаете с актерами?
– По-разному бывает. Когда мы работаем над пьесами Виткевича или Вернера Шваба, необходим застольный период как минимум неделю, чтобы понять характеры и поведение героев. Работая с подобной драматургией, надо иметь концепцию, надо знать, чего ты хочешь. С нами работает драматург Милан Прибисик. Он родом из Белграда и помогает нам понять восточноевропейскую драматургию. Я не люблю долго сидеть за столом – люблю репетировать. Многое открывается прямо на сцене. Иногда я прихожу с готовыми решениями, иногда экспериментирую на репетиции. Понимаете, я работаю с людьми, которые давно меня знают. Это упрощает работу…
– Как бы вы охарактеризовали ваш идеальный театр?
– Идеальный театр – тот, в котором я работала, учась в Калифорнии. Это – настоящий, экспериментальный, “черный ящик”, в котором возможно все. В моем театре постоянно бы менялось сценическое пространство и был бы репертуар – я обожаю репертуарный театр. В театре Виткевича в Закопане порядка сорока спектаклей! Когда мы ездим туда с театром, мы проводим там неделю, и каждый вечер мы смотрим разные спектакли.
– Для Европы это – нормальная форма театрального существования…
– Я люблю такую форму и хотела бы, чтобы то же самое было в Америке… Все упирается в деньги. Если бы у меня были деньги, я бы удержала всех актеров и все спектакли, которые мы сделали за эти годы.
– У вас есть актерская “команда мечты”? Если бы у вас были деньги, кого бы вы пригласили к себе?
Беата задумалась и ответила так:
– Во-первых, я бы вспомнила о многих замечательных актерах, которые по разным причинам – главным образом, материальным – ушли из театра. Я бы собрала мой первый состав и наконец предоставила бы им достойную зарплату. Во-вторых, я бы пригласила моих любимых режиссеров: Ричарда Формана, Филиппа Кэна… Иногда я пишу им письма. “Я понимаю, что вы заняты на годы вперед и у меня нет денег, чтобы заплатить вам, но я мечтаю поработать с вами… В моем театре собрались замечательные актеры…” Что-то в таком роде… Иногда я не получаю ответа, иногда мне пишут, что я сумасшедшая.
– Вы по-прежнему волнуетесь перед премьерой?
– Еще как! Режиссер волнуется перед премьерой больше актера. Актер волнуется только за свою роль, а я волнуюсь за всех и за все.
– А рецензии читаете?
– Конечно. Плохие выбрасываю, хорошие сохраняю. (Смеется.)
– Плохих много?
– Немного, потому что мы ставим неизвестные пьесы. Когда критики смотрят “Мою прекрасную леди” двадцатый раз, они могут сказать, что прошлая постановка была интереснее, или что-нибудь типа: “Я видел этот спектакль на Бродвее, было гораздо лучше”. В нашем случае им не с чем сравнивать.
– Как вы считаете, Чикаго – хороший город для существования театра?
– По крайней мере, в Чикаго есть возможность для творчества. В Нью-Йорке и Лос-Анджелесе каждый заработанный пенни надо складывать, чтобы потом заплатить за жилье. Вам некогда думать о творчестве! Плюс огромная конкуренция. А в Чикаго есть свобода… Чикаго – мультикультурный мегаполис. Мне нравится, что к нам приходят выходцы из Восточной Европы, в том числе из стран бывшего Советского Союза. Мы работаем с национальными общинами города и пригородов, и это тоже делает наш театр уникальным!
– Вы конкурируете с другими чикагскими театрами?
– Мне интересны другие театры, я слежу за тем, как они развиваются, но конкуренции я не чувствую. У каждого свой путь. После двадцати лет занятия театром мне кажется, что мы живем на каком-то острове. Мы ставим все новое. Даже если спектакль нашего театра будет ужасным, по крайней мере вы всегда сможете сказать, что такого вы еще никогда не видели и никогда не увидите. Часто, приходя в театр, через пять минут я уже знаю, чем дело закончится. Психологические драмы о неблагополучных семьях – ведущая тема американского театра. Но даже их ставят одинаково. Иногда мы видим американские пьесы в Европе, например, в Румынии и Польше, и не можем поверить, что это одни и те же пьесы. Мы смотрим Теннесси Уильямса и не верим своим глазам – настолько это свежо, оригинально, интересно! К сожалению, здесь это встречается редко. Американскому театру мне не хватает воображения.
– Что вы думаете о будущем вашего театра?
– Моей мечтой является создание международной театральной компании, которая бы гастролировала по разным странам. Мы идем по этому пути. За последние семь лет мы несколько раз гастролировали в Румынии, были в Польше, Венгрии, Франции. На гастролях нам предоставляют условия, которые, как мне кажется, должны быть у актеров повсюду. Мне нравится путешествовать, обмениваться идеями, смотреть спектакли друзей. Мир шире и разнообразнее одной страны, даже такой, как Америка.
.
Вот такая она – эмоциональная, всегда независимая, идущая своим путем, ни на кого не похожая актриса, режиссер, продюсер Беата Пилч: “плохой ребенок”, одержимый театром. От всей души поздравляю ее с двадцатилетием родного театра! Какое счастье, что в Чикаго есть такие подвижники! Благодаря им наша жизнь становится ярче и разнообразней. Новых творческих успехов, Trap Door Theatre! Так держать, Беата!
Notabene! Адрес The Trap Door Theatre: 1655 West Cortland Avenue, Chicago, IL 60622. Сейчас в театре идут репетиции нового спектакля. Справки и заказ билетов по телефону 773-384-0494 и на сайте театра www.trapdoortheatre.com.
.
Сергей Элькин
http://sergeyelkin.livejournal.com/
Фотография к статье: Беата Пилч с актерами Trap Door Theatre
